Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Кориат лежал в гробу, высохший до костей, один нос торчал непокорно и как-то лихо, напоминая всем о разудалой Кориатовой жизни.

Федор сидел у гроба хозяином.

Дмитрий подошел, поцеловал покойника в лоб, ощутив на губах смертельный, неземной холод. Опустился на скамью рядом с братом, спросил:

— Когда?

— Вчера вечером.

— Кто был с ним?

— Я.

— Что он сказал?

— Ничего.

«Да... если что и сказал, кто передаст? Кто расскажет?.. А ты... Зачем уехал?! Ведь не было никаких срочных дел. Почему не подождал?! Отец ведь! Теперь всю жизнь казниться будешь. Может, ждал, может, звал, поделиться чем хотел напоследок!.. С любимым сыном... А ты... Теперь не узнаешь... И не поправишь ничего!» — мысли его потекли в том естественно возникающем у гроба русле, которое ведет к воспоминаниям о самых тяжелых и грустных вещах: обидах, нанесенных тобой покойному, радостях, которые он доставлял тебе, а ты не ценил, его бескорыстие рядом с собственной корыстью и проч. Все это зашевелилось сейчас и в Дмитрии, но главным и сильнейшим впечатлением, засевшим тупой ледышкой в голове и заморозившим губы, был поцелуй.

Он впервые поцеловал покойника. Ведь деда ему поцеловать не привелось, а товарищей, погибавших в битвах, целовать было не принято.

Когда губы его коснулись лба Кориата и ощутили твердость и холод, Дмитрий не только умом, а сердцем, печенью, всем, что было у него внутри живого, почувствовал, что вот это уже не отец, не Кориат, даже не остатки телесные Кориатовы, а сама смерть.

— Когда хоронить?

— Олгерд должен приехать.

— Это сколько ж ждать?.. Не по обычаю, не по-людски как-то... А в чем дело?

— Отец завещания не оставил.

— Завещания не оставил?! — потрясенный Дмитрий уставился на Федора, ожидая, когда он поднимет глаза, но тот сидел, отвернувшись к гробу, упорно смотрел вниз.

— Как это может быть?! Он ведь уж год собирался помирать, он и мне говорил, и всем!..

— Нету! Не нашли. И дьяков всех опросили — никто не писал, не приказывал никому из них.

«Да-а... папаша... Последняя от тебя милость. Хотя... При чем тут отец?! Было завещание! Конечно, было! Да не по ним! Вот и... спрятали. Эх ты! Полный идиот! И пожаловаться некому. Зачем уехал?! Думал — жить еще будет... Долго... А он вот... Теперь что ж? Что кому докажешь?»

— Гонца-то хоть скорого послали?

— И скорого, и мудрого. Фому-боярина.

— Зачем гонцу мудрость? — удивился Дмитрий и прикусил язык. «Не простого гонца, а боярина! Чтобы Олгерду изложил соответственно, чтобы склонил угодного им князя посадить... Федора. Эх ты, Аким-простота! Простота-то, она хуже воровства, недаром говорят! Объехал тебя братец... кругом! — Дмитрий смотрит на отвернувшегося Федора и опять замечает его тонкую и очень длинную шею, — даром что молодой... Из молодых, да ранний!

Олгерда ждали неделю. Благо мороз лютовал — гроб стоял в холодных сенях, пугал шнырявшую мимо челядь.

Великий князь приехал с сыном Константином и языческими волхвами. Над телом Кориата совершили обряды и христианские, и языческие — всяк свои отдельно. Похоронили же по-христиански.

Олгерд молчал как немой. Боярин Фома вился вокруг него ужом, угождая и пытаясь то и дело шепнуть что-то на ухо. Олгерд, Дмитрий несколько раз заметил, отмахивался от него, как от мухи.

Когда Кориата схоронили и помянули, Великий князь повелел собрать князей и двор. Народу в палату набилось невпротык, так как не уточнили, кого понимать под словом «двор». Олгерд посмотрел и промолчал, лишь знаком показал Дмитрию и Федору: ко мне ближе, на что маячивший за его спиной Фома заулыбался сладко.

— Велика наша потеря, — заговорил грустно Олгерд, — невосполнима. Князь Кориат был великим дипломатом, умнейшим человеком, одним из главных радетелей интересов Литвы! Благодаря ему Великое княжество Литовское сильно окрепло, особенно на западе, особенно в борьбе с Орденом. Да, велики его заслуги перед Литвой! И я хотел, очень хотел — видит Перкунас!

— отблагодарить его за это, исполнить его последнюю волю. Но я в великом затруднении! Воля его осталась нам неизвестна. Завещания Кориата нет. Не знаю, действительно ли он не успел приказать, что сомнительно... Или кому-то понадобилось скрыть, — Олгерд покосился на Фому, тот побледнел и съежился, — но мы теперь не сможем узнать, как хотел распорядиться своим, своей вотчиной наш брат. Поэтому, чтобы никого не обидеть и для блага Литвы, я назначаю вам князя сам. Отныне Новогрудком с его землями будет владеть князь Константин Олгердович! Сыновья Кориата будут почтены по их заслугам, по их делам во благо Великого княжества Литовского, когда...