Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Иржи и Рехек появлялись в «стукарне» утром хмурые и утомленные. Часа два проверяли работу, придираясь к каждой мелочи, фырча, ругаясь, устраивая разносы, напевно и громко лаялись меж собой, и это время знали все подмастерья и не пытались уклониться от встречи с хозяевами, иначе получалось еще хуже.

Все проверив, распределив задания, которые должны были быть выполнены к вечернему обходу, чехи веселели, пели друг другу что-то непонятное, но бодрое, и удалялись к тому или другому в дом. Где и начиналась опохмелка.

Слуг у них было десять человек, после Синей Воды Дмитрий дал им столько, сколько попросили. Да эти четыре, из гарема. Хотя Дмитрий так и не разобрался, какая из них кому служит, чехи очень их отличали, хвалили, гордились и хвастались их кулинарными способностями, но никакими другими. Правда, одна из женщин (как выяснилось — Рехека) через год вдруг родила, но никто так и не узнал, кто же отец, а во взаимоотношениях чехов с женщинами и между собой ничего не изменилось.

Великое пьянство мастеров поддерживали арбалетчики, бывшие постоянными гостями в их домах, одолевавшие просьбами и советами насчет усовершенствования оружия, на что чехи обычно плевали с высокой колокольни, так как улучшение в одном влекло за собой массу ухудшений в другом, и арбалеты, делавшиеся все-таки изредка по советам стрелков, обычно и регулярно выбрасывались на свалку. Хотя, коль говорить по справедливости, не все, конечно.

Местные мастера, все четверо литвины, не могли, разумеется, позволить себе такое житье, как чехи — авторитет не тот, арбалеты ладные получались много реже, да и вообще не в обычае литовца раздолбайская жизнь. Потому жили они строго, и на вид, конечно, беднее. Но очень крепко, основательно, по своему обычаю — вдалеке от Бобровки, на собственных хуторах, и всего было у них вдоволь — и запасов, и денег, и материалов для работы, и рабочих рук, жаждавших приобщиться к необыкновенному и выгодному делу. И арбалеты литовские становились все лучше, приближаясь по качеству к чешским, а два (случайно или уже нет?!) перестреляли и чешские. Сделавший их Арвид-мастер, мужик умный, вдумчивый, очень немногословный, уже начал оберегать свои секреты.

Тогда Дмитрий понял, что арбалетное дело встало в Бобровке на ноги.

Пришла беда — отворяй ворота.

Русская поговорка

Прошел год 6871-й, прошли весна, лето и осень года 6872-го (1364), наступила зима. И в декабре княгиня Любовь получила известие из Москвы, что брат ее младший Иван преставился 23-го октября от тяжкой болезни.

Отплакала княгиня о брате, отслужили в Бобровской церкви заупокойную по новопреставленному отроку Иоанну. И тут вскорости прискакал к князю Дмитрию гонец из Новогрудка: князь Кориат жаловался на нездоровье и требовал сына к себе.

Дмитрий собрался и уехал. А смятенная тревогой Бобровка осталась ждать. Рассуждения и чаяния ожидающих были нехитрые: помоги Бог Кориату! Потому что умри Кориат, и Дмитрий в Бобровке уже ни при каких обстоятельства не оставался. Либо он получал в наследство Новогрудок (или часть), либо ничего не получал, и тогда... О приглашении в Москву знал каждый «бобер».

Да, занервничала Бобровка. Ох как не хотелось ей терять такого хозяина! Каков-то будет другой? Кто это будет?

Дмитрий вернулся через месяц, 29-го января, унылый, как в воду опущенный. Рассказал Любе, что отец плох. Помрет, конечно, хотя непонятно — через месяц ли, через год? Мучается болями, исхудал страшно, не ест ничего, брусничной да черничной водой пробавляется. А хозяйством заправляет брат Федор. Дмитрий посмотрел, как все бояре, слуги, дворня его слушают, как он их крепко уже забрал, так и вмешиваться не попытался, хотя Кориат велел ему все брать в свои руки. В имении все смотрели враждебно, злобно, и Дмитрий не стал ввязываться, уехал.

Люба смотрела и печально, и возбужденно. Дмитрий, лишь когда высказался, заметил:

— Что у тебя тут еще? Случилось что? Дети?!

— Ой, Мить, случилось. Не дети — слава Богу. Но плохое. И важное!

— Что такое?! Как-то непонятно говоришь! Что?! — Дмитрий не на шутку струсил.

— Мне опять из Москвы весть, похоже, мор там... »Неужто с князем что?! Что тогда?! Всему конец?! Все насмарку?!»

— ...Мама Шура умерла.

— Ма-ма Шу-ра?!!! — Дмитрий схватил жену за плечи, притянул, заглянул в расширившиеся, перепуганные глаза и прочел в них все, что подумал сам.

А через неделю вновь прискакал гонец из Новогрудка, вновь потребовал князя Дмитрия к отцу. Срочно! И вновь князь пустился в путь, но опоздал, приехал уже к покойнику.