Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Да ты что! Может, он уже кончается. Ототкни.

— А ты погони не боишься?

— А что, так громко?!

— Хочешь — послушай... Только как бы немцы...

— Ну-ка, ну-ка! Немцам теперь не до нас. Ототкни.

— ...вашу в бога, душу и Криста мать!!! Распронае... ваши бл...е дырявые башки!!! Чтоб у вас у всех х... на лбах повырастали!!! Чтобы... — Тут воин аккуратно, ткнув пленника кулаком в брюхо так, что у того перехватило дыхание и автоматически отворился рот, воткнул кляп на место и спросил:

— Ну как? Хватит или еще? Только он другого ничего не говорит.

— А что ж он ругается по-русски, а говорит по-литовски?

— По-литовски разве? А я думал, он немец.

— Наверно, не немец. Ну-ка дай, я сам. — И Дмитрий обращается к пленнику по-литовски: — Эй, перестань лаяться, тебе от этого лучше не будет. Скажи лучше, кто ты, тогда и поговорим. А?

Пленник немного успокаивается.

— Ототкни.

Воин выдергивает кляп.

— Бл...! Да вы меня не узнаете, что ли?! Ты на меня, е...й в рот сопляк, посмотри!

Дмитрий пригибается к седлу: «Господи, твоя воля! Никак, Кейстут!»

— Цыц! Полк, стой!

— Стой... стой... стой... — приказ шелестом ушел в темноту.

— Что там еще? Что случилось? Кого потеряли? — Воины соскакивали на землю, разминали ноги, чистили сабли, оглаживали, осматривали коней.

— Не потеряли, а нашли. Говорят, Кейстута отбили.

— Да ну, бред!

— Вот те и бред! Вроде правда...

— Да ты что?! Нас тогда Олгерд в ж... расцелует! Это уж, сказка — не сказка, а расскажи — никто не поверит.

— То-то и оно...

— Ну, если бы так — дай Бог!

— Дай Бог!

Дмитрий, все пригибаясь и вытягивая шею, смотрел, как распеленывают пленника, который никак не мог успокоиться и время от времени взрывался очередной порцией матерщины.

«Ишь, как его забирает... Нет бы радоваться...»

Когда его распеленали и несомненно теперь уже узнали, умолкли почтительно, Кейстут перестал ругаться, тем более что поза его была нехороша: на холке чужого коня, боком, по бабьи, и без штанов. В юнце концов когда воины отступили, он спрыгнул на землю и гордо выпрямился: отставил ногу, руку в бок. Хорошо, была темень, только рубашка белела, а то бы волынцы с седел попадали от его важной позы...

И вот ведь суки, эти князья! Когда они в плену или вообще в беде какой, от кого-то становятся зависимы, — милейшие ведь люди! Душевные, умные, понимающие. Готовы на жертвы, компромиссы, на героизм даже, чтобы не потерять (или возвратить) свое княжеское достоинство!

И как только возвращают им (подданные чаще всего. А кто ж еще?!) это их княжеское достоинство, в такую позу становятся, превращаются немедленно в такую мразь — пером не описать! Все их княжеская сущность в этом! Так уж они устроены! Так воспитаны со времен Олеговых: считают — мне положено! Кем положено?! Когда положено?! Что?!

Никем и никогда! Просто положено. Изначально. И все! Подчинение, преклонение, беспрекословное исполнение. Это вам, плебеям, нужно обосновывать — что, кем и зачем. Нам ничего обосновывать не надо, нам просто положено!

И до сих пор они такими остались! На этом основана вся монархическая идея! И ее до сих пор поддерживает множество людей. Отчего?! Не иначе как от изначального душевного лакейства. Ладно — Дмитриевы современники, но мы-то с вами в каком веке живем?! Ведь были Гельвеции, Гольбах, Руссо, Вольтер... Нет! До сих пор: им положено! Тьфу!!!

Вот и Кейстут... Ему бы руки целовать тому парню, кто его от немцев увез. Ну не целовать, но хотя бы пожать... Так нет! Он спрыгнул — и ножку в сторону! И кулачок в бок! Конечно, сдвиг в нем какой-то все-таки, видать, случился...

Кейстут никогда не испытывал унижения плена. А пожил и повоевал он ведь — ого-го! И вот его теперь сбросили здесь с седла как падаль, перед какими-то сопляками! А он должен быть им благодарен! Кейстут готов был зарезаться, лишь бы не смотреть в глаза своим спасителям. Слава Перкунасу — темень! Сейчас, как это ни парадоксально, он был в отчаянии, что его вызволили. Ведь в плену он был пленником. А теперь?! Что он должен делать теперь?! Он проиграл битву! И он жив и здоров! И по гроб кому-то обязан, потому что отбит у немцев!.. И стоит как последняя сука!.. Перед кем?! Кто это, кстати?

У Кейстута мутилось в голове, он не находил слов...

А тьма стояла над полем. И всадники стояли вокруг него тихо. И все было тихо. И все смотрели на него. И ждали. Тихо.

Они на конях, а Кейстут ковырял босой ногой холодный сырой песочек. Он дернул плечом:

— Главный где? Кто?