Филип Болл - Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку

Обратите внимание, что повторение «странных» нот подчеркивает нарочитость – см. стр. 296.

Дир-Жан Поувел из Университета Неймегена изобрел компьютерную программу для генерации мелодий. Она гораздо сложнее, чем предмет нашего обсуждения. Тем не менее я уверен, что вы разделите мое мнение относительно результатов работы программы, которые можно прослушать на http://www.socsci.kun.nl/~povel/Melody/, – от них как минимум не распахивается душа.

На самом деле, ни одна из этих песен не предусматривает легкого способа запоминания исполнения октавы. Попросите музыканта-любителя спеть вам интервал в октаву и ему придется подумать, прежде чем выполнить вашу просьбу. Но попросите любого более или менее опытного певца спеть вам «Over the Rainbow» и он без малейших раздумий исполнит скачок в октаву.

В обоих случаях музыканты привыкли быть уверенными в своих ожиданиях. Немузыканты же не демонстрируют систему в ожиданиях от дальнейшего поведения мелодии, поскольку не могут вычленить какие-либо «правила» из своего опыта прослушивания. Мы к этому вернемся, когда будем разбирать, как ожидания связаны с музыкальным аффектом: нет ожиданий – нет аффекта.

На самом деле, греки пользовались совершенно другим набором метафор для описания «высоких» и «низких» нот. Первые назывались oxys (острый – к нему восходит английское название диезов #: «sharp» – острый). От oxys через ассоциацию с кислотами (жидкости с острым вкусом) также произошло слово «oxygen» – кислород, из которого на одну пятую состоит воздух, которым мы дышим. Наши «низкие» ноты у греков назывались barys (тяжелый).

Разумеется, контур мелодии ни в коем случае не является единственным инструментом идентификации мелодии – здесь мы видим прямую отсылку к ритмическому рисунку.

† Тот факт, что начальные ноты каждого кластера из трех нот в б являются нотами мажорного трезвучия, тоже помогает запоминанию, потому что трезвучие – это еще одна структура, которая закодирована в тоновой иерархии внутри нашего разума.

Арпеджио «Лунной сонаты» считаются аккомпанементом, а не мелодией. Но мелодия такая «редкая», что арпеджио звучит как полноценный напев.

Шёнберг и Алан Берг умело обращались с тоновыми рядами и могли гениально воспроизвести «тоновые» эффекты, например, каденцию (см. стр. 181). Берг даже смог воссоздать вступление к прелюдии из «Тристана и Изольды» в своей «Лирической сюите» и частично хорал Баха из «Концерта для скрипки». Очень экстравагантная затея для композиторов, которые все положили на искоренение тональности, учитывая, насколько это сложно. Но школе Шёнберга совершенно необходимо было доказать связь между двенадцатитоновой музыкой и ранней (особенно немецкой) традицией: новая техника таким образом могла заслужить уважение и быть принятой как развитие и продолжение прежнего уклада. По большому счету Шёнберг был не революционером, а убежденным традиционалистом.

Сам Шёнберг на этот счет точно ничего не говорит. Он считает, что «при условии продуманного использования мотив (тоновый ряд) предполагает единство, связность, логику, доступность для понимания и легкость». Но даже эти слова не указывают, кто будет испытывать данный опыт, аудитория или композитор.

В этом сигнале присутствует информация о расстоянии, по крайней мере при бинокулярном зрении, из-за восприятия параллакса двумя глазами. Но это лишь означает, что мы видим трехмерные цветные лоскутки.

Полифония – несколько двусмысленный термин, подразумевающий несколько коннотаций. Его можно применять к любой музыке, в которой есть более одной ноты, звучащие в каждый конкретный момент (музыка из нескольких голосов или голосов и инструментов, играющих в унисон, все равно считается монофонической). Но чаще данным термином пользуются для обозначения музыки, где одновременно звучит более одной мелодии. Она отличается, например, от обычной гармонизации одной мелодии. Последняя иногда именуется гомофонией – см. стр. 159.

Считалось очень важным избегать параллельных движений квинт и октав, так как они создают наибольшую угрозу слияния. Параллельные терции и сексты более распространены, потому что они менее созвучны, а значит, вероятность, что мы воспримем их как обертоны, меньше.