Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Не каждый день работал Ицхак у вельмож и консулов, у пашей и в мечетях. Основная работа Ицхака была у домовладельцев, как наших, так и их. Были среди них люди добросердечные и с хорошим вкусом, им было в радость обновить свой дом свежими красками, а были – скупцы и скряги, которые сердятся и злятся, что вынуждены вкладывать свое серебро и золото в краски. И так же обстоит дело с оплатой. Есть такие, что на словах готовы осыпать тебя золотом за твою прекрасную работу, а когда приходит время уплаты, удерживают тут бишлик и там матлик. А есть – совсем скупые люди, трудно им делать хорошее другим, и должен работник сильно постараться, чтобы вытянуть из их рук копейку. Вначале нанимался Ицхак помощником к другому маляру. Потом начал работать самостоятельно или в доле с другими. Так, работал он вместе со стариком и парнишкой из семьи иерусалимских маляров. Сын старика, отец паренька, уехал в Америку искать свое счастье. Нашли у него болячку на одном глазу и не впустили его. Отправился он в другие края и не вернулся. Взял старик с собой внука, чтобы обучать его ремеслу. У одного – силы на исходе, а другой – еще не достиг и половины своих сил. Работают они смиренно и не поднимают глаз от рук.

И Ицхак, наш товарищ, тоже не поднимает глаз, делая свое дело молча. Что сказать и о чем говорить? Если обернемся назад, увидим, что даже речи, что мы произносим по необходимости, хуже молчания. Скольких бед и скольких страданий мог бы избежать наш народ, если бы не наша страсть к разговорам. Не вел бы ненужные разговоры Ицхак с Соней, не запутался бы он и не согрешил бы перед своим другом, обманув его. Что осталось Ицхаку от всех его бесед с Соней? Она – в Яффе, а он – в Иерусалиме, и между Иерусалимом и Яффой встают высокие горы. Как-то раз зашел Ицхак в один из бейт мидрашей, и был там один проповедник, реб Гронем Придет Избавление, ругавший легковерных людей, которых искуситель соблазняет грешными делами. И что же делает искуситель? Если видит, что люди тянутся к ним, он делает грехи еще более привлекательными в их глазах, чтобы те старались еще и еще, а под конец уводит соблазны в одно место, а грешников – в другое место, так что вылезают у тех глаза и нет им от этого всего никакого удовлетворения. Это похоже на то, как издеваются над собаками: показывают собаке бифштекс, но как только собака подпрыгивает, чтобы схватить его, отводят от нее мясо; в конце концов, собака приходит в бешенство от неутоленного желания.

Смешивает Ицхак краски и проводит кистью по жалюзи на окнах. Пока не сделали эти жалюзи, росло то дерево в лесу среди других деревьев, и Господь, Благословен Он, овевал его ветром, поливал дождем, спускал на него росу, а птицы сидели на нем, щебетали и пели. Пришло время, появились дровосеки и срубили дерево. Вспорхнули птицы и улетели оттуда. Выходит, что все труды Господа, Благословен Он, были напрасны. Прошло еще время, и протащили дерево с места на место, по рекам, морям и по суше, пока не прибыло оно сюда. Увидел его столяр и купил. Обстругал, почистил и изготовил множество планок. Прибил он эти планки одна к другой, и получились жалюзи. Приделали эти жалюзи к стене, чтобы защищали они окно от дождей, и от ветров, и от солнца, и от птиц. Стоит теперь Ицхак перед жалюзи, и проводит по ним своей кистью, и наносит на них краску, и то же самое делают два его сотоварища с другими окнами. Поднимает Ицхак глаза и осматривается вокруг. Горы и холмы опускаются и поднимаются; и долины лежат в глубине, и тишина царит там, и еще большая тишина растворяет в себе тишину первоначальную; и скалы и утесы вздымаются, и травы выглядывают из них, похожие на пузыри; и какой-то серо-голубой сиреневатый свет блистает на пузырях, только пузыри эти – не что иное, как просто трава. И свет пляшет меж скал, и они раскачиваются и движутся, как стада. И слышится оттуда звук, похожий на звук пастушеской свирели. Когда был Ицхак мальчиком, он учил, что праведник Йосеф был пастухом, и Моше был пастухом, и царь Давид был пастухом. Теперь стоит он на том самом месте, где стояли предводители Израиля, и овцы и козы пасутся там, и пасет их арабский пастух. Воспрянул Ицхак духом и запел одну из песен Хемдата. Сколько дней и сколько лет минуло с того дня, как прочел Ицхак эти стихи впервые, сколько бед приключилось с ним, с Ицхаком, но всякий раз, когда эта песня просится ему на уста, сердце его бьется как в первый раз, и он подобен человеку, который изо всех сил пытается забыть свои горести и предаться радости и веселью. Услышали Ицхака оба его товарища, подняли головы, пораженные и ошеломленные, ведь никогда в жизни не слышали они человека, поющего за работой.