Владислав Броневский - Два голоса, или поминовение

Поэтому в день Первомая,
былое добром поминая,
мы выйдем под шелест знамён,
уверенно путь пролагая
к величью грядущих времён,
в прекрасную явь воплощая
веками взлелеянный сон!

Тема? – Река. Место действия? – Свет.
Цель? – Счастье. Враг? – Капитал.
Мы сквозь решетки глядели на свет —
молот стальной решетки сломал.

Мы выйдем на улицы Первого мая
во всех столицах шара земного,
крепко друг другу руки сжимая,
каждого примем, как брата родного.

Каждого?! Нет!
Ибо гнев жжет огнем,
ибо есть троны и мир капитала.
Наше знамя? Цвет его – алый,
«то кровь работников на нем!»

Мы... а вернее, наши отцы
(сколько лет назад?..)
в Лодзи, в Варшаве шли, как бойцы,
на Первомай,
как на бой...
Троны и банки еще стоят...
Выше алый стяг подымай!
Стяг этот твой!

Был Пятый год, был Семнадцатый год,
сверкал Петроград, вдохновляя народ,—
насмерть сражаясь с врагами,
Октябрь поднял красное знамя!

Это же знамя шумело в Мадриде,
песни звенели в этом же ритме.
В Граммосе горном, в варшавском предместье
те же сердца, те же песни.

Будут свободны от гнета все страны!
Будет сломлен фронт Гоминьдана,
сгинут и Сити, и Уоллстрит —
свобода весь мир озарит.

Мир, мир, мир народам!
Братство всех рас и племен!
Вперед – первомайским походом,
под лесом красных знамен!

В грядущее – молот, кирка, плуг!
Вперед – в лучистую даль!
И ты вместе с ними, писатель-друг,
слово – сталь!

Пятьдесят восемь лет
мы празднуем Первомай.
Товарищ, ты завоюешь весь свет!
В работе – мужай!

Не было в Польше профсоюзов,
был только дым труб.
Хозяин царил над толпой синеблузой,
мастер был нагл и груб.

Пятнадцать часов в цехе фабричном,
гроши за неделю труда.
И темп! Темп работы ритмичный...
Радовались господа.

Росли Шайблеры и Лильпопы,
росли их барыши.
Трубы росли. Из деревни шли хлопы
на каторжный труд за гроши.

Дети росли в сточных канавах,
рос голод, туберкулез.
На улицах кнут творил расправу,
текли реки крови и слез.

Не было в Польше Великой Коммуны
и баррикад Июля,
но молниистрелы для смелых и юных
ковались в фабричном гуле.

Год тысяча восемьсот семьдесят шестой
создал для стачек кассы.
Товарищи вышли, как гвардия в бой,
ведя за собой массы.

Путь преградила к светлой цели
тень виселиц над столицей.
Под ней остались в Цитадели
Оссовский, Бардовский, Куницкий.

Стачки... Локауты... Минули годы.
Лились майские песни свободы,
как воды, прорвавшие шлюзы.

Девятьсот пятый!.. Из крови и гнета
росли для нас,
росли наши славные профсоюзы!
И выросли гордо
на радость народа
Польши, сбросившей узы!

Мы создаем города,
мы создаем человека!
Биенье сердца – мерило труда
на стройке нового века.

Стены вздымаются ввысь,
бодро жужжат веретёна.
Польша входит в Социализм
единой, неугнетенной!

Трасса «В – З», «Солдек», Забже.
Больше стали, угля нам нужно!
Быстрей и лучше! Сегодня и завтра!
Дружно!
Дружно!
Дружно!

Дружно, с любым справимся грузом,
вперед – за новую жизнь.
Создал профсоюзы,
побратал профсоюзы
Социализм.

Невесёлые эти дали —
терриконы, отвалы, клети...
Кто такой пролетарий?
Тот, кому ничего не светит.

Что ж о горьком думать, тоскуя?
Но и не замечтаться б тоже!
Сегодня, друзья, хочу я
радости подытожить.

Тогда-то мы и тогда-то
одержали ещё победу.
Спросят меня ребята:
«Пап, а масло будет к обеду?»

Жена улыбнется: «Странно!
Так трудился – и не замотан!»
«Я же вкалывал не для пана,
я на социализм работал!

Я сегодня одной киркою
врубался, как сотни тысяч.
На триста план перекрою!
И больше сумею высечь!»