Мэри Уэстмакотт - Хлеб великанов

Является это делом рук дьявола или Бога? Если Бога, то речь идет о ревнивом Боге Ветхого Завета. Все, за что я пытался уцепиться, у меня отняли. Эбботс-Пуиссантс, Нелл…

А что, черт возьми, осталось? Ничего! Даже этой проклятой музыки. У меня больше нет желания ее сочинять. Я ничего не слышу, ничего не чувствую… Вернется ли это когда-нибудь? Джейн уверена, что да. Кстати, она передает тебе привет.

Твой Вернон ».

«Москва

Ты, как всегда, все понимаешь, Себастьян. Не жалуешься, что я не пишу тебе про самовары, здешнюю политическую ситуацию и вообще жизнь в России. В стране, естественно, сплошная неразбериха. А чего еще можно было ожидать? Но это чертовски интересно…

Привет от Джейн.

Вернон».

«Москва

Дорогой Себастьян!

Джейн была права, что привезла меня сюда. Во-первых, я не рискую здесь столкнуться с кем-нибудь из знакомых, который станет радостно возвещать о моем воскрешении из мертвых. Во-вторых, по-моему, это самое интересное место в мире. – Своего рода лаборатория, где каждый производит самые рискованные эксперименты. Весь мир интересуется Россией исключительно с политической точки зрения. Экономика, голод, мораль, отсутствие свободы, больные и беспризорные дети и т. д.

И представь себе, из этого скопища пороков, грязи и анархии иногда рождаются чудесные вещи. В современном российском искусстве немало детского лепета, однако сквозь него пробиваются удивительные ростки – словно сверкающая плоть под нищенскими лохмотьями…

«Безымянное чудовище»… Коллективный человек… Ты когда-нибудь видел проект монумента коммунистической революции? Этот железный колосс будоражит воображение.

Машины – век машин… Как же большевики обожают возиться с машинами и как мало они о них знают! Полагаю, именно потому машины кажутся им подлинным чудом. Вообрази чикагского механика, сочиняющего вдохновенную поэму, где его город описывается как «построенный на винте электродинамомеханический город в форме спирали на стальном диске, который с каждым ударом часов поворачивается вокруг своей оси… Пять тысяч небоскребов…». Что может быть более чуждо американскому духу?

Но ведь нельзя как следует разглядеть предмет, стоя к нему слишком близко. Люди, которые не знают машин, видят их душу и смысл… «Безымянное чудовище»… Мое Чудовище?.. Кто знает…

Коллективный человек, в свою очередь, превращается в огромную машину… Тот самый стадный инстинкт, который спас древнюю расу, возрождается в иной форме…

Жизнь становится слишком трудной и опасной для отдельной личности. Помнишь, что писал Достоевский в одной из своих книг?

«Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье» [26] Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Книга 5, глава 5. .

Стадный инстинкт… Любопытно…

Твой Вернон».

«Москва

Я нашел другой фрагмент из Достоевского. Думаю, это тот, который ты имел в виду.

«Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла» [27] Там же. .

Ты, как и Достоевский, утверждаешь, что всегда должны быть индивидуалисты. Именно они несут факел. Люди, превратившиеся в гигантскую машину, обречены на гибель. Ибо машина бездушна и в конце концов становится грудой железа.

Люди, которые поклонялись камню и возвели Стоунхендж [28] Стоунхендж – собрание доисторических мегалитов на равнине Солсбери в графстве Уилтшир. , исчезли и ныне забыты, а Стоунхендж стоит, как прежде. И все же эти люди живы в тебе и во мне – их потомках, – а Стоунхендж и то, ради чего он построен, мертвы. Исчезнувшее живет, а сохранившееся умирает.

Только Человек живет вечно. (Хотя так ли это? Быть может, это непростительная дерзость, но мы в нее верим!) Следовательно, за машиной должны стоять личности. Так говорил Достоевский, и так говоришь ты. Но ведь вы оба русские. Будучи англичанином, я более пессимистичен.

Знаешь, что мне напоминает этот фрагмент из Достоевского? Мое детство. Сотню детей мистера Грина – и Пуделя, Белку, Дерево. Представителей тех сотен тысяч…

Твой Вернон ».

«Москва

Дорогой Себастьян!

Полагаю, ты прав. Раньше я никогда так много не думал. Это казалось мне бесполезным занятием. Фактически я и сейчас не уверен, что это не так.