Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Да, мама, я думаю, что он ее любовник.

После этих слов он снова отвернулся и содрогнулся, словно от приступа телесной боли. Мистер Торнтон оперся рукой о каминную полку и опустил голову на согнутый локоть. Внезапно, прежде чем заговорила его мать, он снова повернулся к ней.

– Да, кем бы ни был тот мужчина, он ее любовник. Но Маргарет может нуждаться в помощи и в совете зрелой женщины. Она может испытывать трудности или подвергаться соблазнам, о которых я не знаю. Мне кажется, у нее их немало. Я потерял с ней контакт, но у тебя осталась хорошая возможность. И ты можешь быть доброй и нежной. Прошу тебя, мама! Пойди к ней, заручись ее доверием и скажи ей, как лучше поступить. Я чувствую, что она в плену какого-то заблуждения и что некий страх превращает ее жизнь в ужасную муку.

– Ради Бога, Джон! – с неподдельным удивлением произнесла мать. – О чем ты говоришь? Расскажи мне, что тебе известно.

Он ничего не ответил.

– Джон, ты молчишь, и я не знаю, что думать. Неужели ты причинил ей какой-то вред?

– Я на такое не способен. Просто не хочу наговаривать на нее.

– Ладно, ты не обязан говорить, если не хочешь. Но такие недоговоренности портят нравственность и характер женщины.

– Ее нравственность? Мама, ты не смеешь…

Он сердито посмотрел на нее и вскинул голову, его глаза сверкали, как будто она оскорбила его лично.

– Я не хочу вдаваться в детали, но ты должна поверить мне, поскольку это чистая правда. У меня имеются подозрения, что мисс Хейл оказалась в каком-то затруднительном положении из-за ее привязанности к тому молодому мужчине. Я абсолютно уверен, что она невинна и чиста. Повторяю, я не стану говорить, на чем основаны мои подозрения. И никогда не повторяй мне сплетни тех, кто обвиняет ее в чем-то непристойном. Сейчас ей нужен совет доброй и мудрой женщины. Ты обещала миссис Хейл, что в трудный час поможешь ее дочери.

– Нет, – ответила миссис Торнтон. – С радостью могу сказать, что я не обещала доброты и нежности, так как знала, что не вынесу некоторых причуд мисс Хейл. Я обещала помогать ей наставлениями, которые давала бы собственной дочери. Ведь я строго отчитала бы Фанни, если бы она посмела флиртовать с молодым человеком в сумерках на полупустой станции. В разговоре с мисс Хейл я могу ссылаться на известные мне обстоятельства, а не на те «подозрения», о которых ты не пожелал рассказать мне. В любом случае я выполню свои обязательства перед покойной миссис Хейл.

– Маргарет не вынесет этого, – с болью в голосе сказал мистер Торнтон.

– Я буду говорить от имени ее покойной матери, поэтому ей придется выслушать меня.

– Ладно, – уступив, ответил он, – только не возвращайся больше к этой теме. Она уже бесит меня. В конечном счете, если ты не встретишься с мисс Хейл, ей вообще будет не с кем обсудить тот случай с молодым джентльменом.

Чуть позже, вбежав в свою комнату, мистер Торнтон сжал голову руками.

«Их взгляды, исполненные любви! – кричал его внутренний голос. – Ее ужасная ложь, скрывающая тайну! И это чувство вины в прекрасных глазах! Но какая причина увела ее от света правды, в котором она всегда жила? О, Маргарет! Любимая Маргарет! Мама, как же ты измучила меня! Почему эта девушка пренебрегает мной? Да, я неуклюжий и грубый… Но я никогда не позволил бы ей лгать – даже ради меня».

Чем больше миссис Торнтон думала о словах сына, наполненных мольбой о милосердии к неосторожно оступившейся девушке, тем строже становились ее суждения о мисс Хейл. Она испытывала жестокое удовольствие от самой идеи высказать ей свое мнение под невинным предлогом «священного долга». Миссис Торнтон хотелось показать себя непробиваемой для того столичного лоска и обаяния, которыми, по ее убеждению, отличалась Маргарет. Нет, на нее это точно не подействует! Она презрительно фыркнула, представив себе красивый образ жертвы: ее черные как смоль волосы, чистую гладкую кожу и невинные глаза, которые не спасут негодницу от неумолимых слов справедливости. Ха-ха! Миссис Торнтон полночи придумывала свою обличительную речь.

– Мисс Хейл дома? – спросила она утром у прислуги.

Она знала, что Маргарет была в своей комнате. Миссис Торнтон видела ее в окне, когда пересекала двор. Прежде чем Марта поняла вопрос, она уже вошла в прихожую. Тем временем Маргарет писала письмо, рассказывая Эдит о последних днях матери. Воспоминания пробудили боль, и, когда Диксон объявила о визите важной дамы, она едва успела смахнуть слезы с длинных ресниц.