Петер Хакс - Геновева

Горемир.Я и хожу-то сюда из-за вывески. Трактир называется «У святой Геновевы».

Зигфрид.Когда я отправлялся в поход на сарацин, этот кабак назывался «У пфальцграфини Геновевы». Когда я вернулся с войны, на вывеске стояло «У ведьмы». Понимаешь? Кабак продолжал носить имя твой матери.

Горемир.Отвратительно.

Зигфрид.Нет, тебе следует осторожнее обращаться со словами. Теперь это питейное заведение называется «У святой Геновевы». Здесь даже есть сарайчик, рядом с отхожим местом, где за небольшую плату показывают лань, чье молоко по воле Божьей сохранило тебе жизнь.

Горемир.Я был там. Ужасно.

Зигфрид.Что с ней?

Горемир.Она подложная. Я хотел с ней поздороваться, но эта лань вовсе не та, что меня вскормила.

Зигфрид.Ты уверен? Для человека все лани на одно лицо.

Горемир.Сначала я подумал, что это и впрямь Мамми. Но она не позволила мне подоить себя.

Зигфрид.Наверное, не узнала. Для лани все люди на одно лицо.

Горемир.Но не для Мамми.

Зигфрид.Я не стал бы придавать этому большого значения. В здешних трактирах, в одном только Пфальце, показывают три дюжины ланей. Быть может, среди них и есть подложные, но количество впечатляет.

Горемир.Количество! Я так ее любил.

Зигфрид.Да, но главное – впечатление. Все тридцать шесть ланей имеют огромный успех, народ валом валит, чтобы на них посмотреть. Все почитают твою мать без всякого распоряжения сверху. Если придавать значение изменчивости мира, вообще не надо ничего делать. Чему быть, того не миновать. С некоторых пор треть новорожденных девочек получают при крещении имя Геновева. Говорю тебе, если изменение происходит по распоряжению сверху, это не к добру. Изменяет вещи время, а не человек. Когда четырнадцать лет назад Геновева бросилась ко мне с тобой на руках, ты был мне не нужен. Теперь ты приходишь и заявляешь, что станешь пфальцграфом. И ты им станешь, раз ты сын Геновевы и пришел сюда. Это произойдет очень просто. Без всяких трудностей.

Горемир.Без трудностей?

Зигфрид.Без малейших. Я убежден, что Голо не будет возражать.

Горемир.Голо!

Зигфрид.Ну, все-таки нужно его спросить.

Горемир.И вы решаетесь мне сказать, что не повесили его?

Зигфрид.Я вспыльчив, но не злопамятен. Могу убить человека в приступе гнева, но если не убью, то потом мирно уживаюсь с ним десятилетиями. Голо все еще камергер в Зиммерне, хоть и он не столь горяч, как прежде. Я посоветуюсь с ним, это не повредит. Не сомневаюсь в его согласии. Почему бы ему и не согласиться, в конце-то концов?

Горемир.Такие дела не решаются по чьему-то усмотрению. Я сын моей матери, мои притязания неоспоримы.

Зигфрид.Разумеется.

Горемир.Зачем же нужно согласие Голо?

Зигфрид.Есть и другие претенденты.

Горемир.Не может быть.

Зигфрид.У тебя есть мачеха, Бригитта.

Горемир.Знаю, вы женились во второй раз. Я с ней не знаком.

Зигфрид.А был бы знаком, не разговаривал бы со мной в таком капризном тоне. Пусть я приказал казнить твою мать, но никто не может меня упрекнуть, что это доставило мне удовольствие.

Горемир.Но вы предпочли Геновеве эту Бригитту.

Зигфрид.Геновева казалась мне прекрасной, а Бригитта нравилась всему свету, конечно, я предпочел Бригитту. Нельзя же навязывать другим свой вкус и считать это геройством.

Горемир.Я знаю также, что от Бригитты у вас нет детей.

Зигфрид.Детей нет, но она знатного рода. Ее родичи знатнее, чем герцоги Брабанта.

Горемир.Разумеется. Какой-то император наставил семейству рога.

Зигфрид.Речь идет о соперничестве между домами Шарлеманей и Брабантов.

Горемир.Отсюда вывод, что законный наследник – это я.

Зигфрид.Отсюда вывод, что в прошлом месяце французские дворяне с опозданием примерно на семь лет примкнули к Папе и подтвердили свое согласие на избрание Пузатого императором. Империя встала с колен. Мир вынуждает нас принять принципиальное решение: можно ли обустроить человечество? Я думаю, можно. Карл Великий это доказал. Только при Карле Великом жизнь Европы стала выносимой. Я убежден в этом с тех пор, как завел себе первое убеждение. Но отсюда следует вывод о сущности пфальцграфа. Пфальцграф, гласит этот вывод, скорее чиновник, чем дворянин. Ты умеешь писать и веришь в справедливость, ты годишься в чиновники. Горемир!