Петер Хакс - Геновева

Зигфрид.Какой ошибки?

Горемир.«При всем необходимом пренебрежении, – сказала она, – сохраняй необходимую почтительность. Я любила твоего отца, но дала ему почувствовать, что презираю его». Вероятно, именно эта бестактность и была причиной всего ужасного, что с нами произошло.

Зигфрид.Оставим этот разговор. Только начни спрашивать о причинах, и конца ему не будет. Во всяком случае, мы выяснили, что встретились не случайно.

Горемир.Нет, не случайно.

Зигфрид.Ты меня выследил.

Горемир.Вот уж нет.

Зигфрид.Ты же сам признал, что не было никакой случайности.

Горемир.Германия – страна маленькая. Мне не пришлось вас выслеживать. И так было ясно, что в один прекрасный день мы с вами встретимся.

Зигфрид.Я в восторге, что этот день наступил. (Обнимает его.)

Горемир.Что вы делаете?

Зигфрид.Обнимаю тебя, сын мой.

Горемир.Господин пфальцграф, вы очень любезны.

Зигфрид.Ты не хочешь назвать меня отцом?

Горемир.Как прикажете.

Зигфрид.Назови.

Горемир.Господин пфальцграф, мой милостивый господин отец, вы очень любезны.

Зигфрид.Ладно, ладно, понимаю. Ты намекаешь, что я недостоин твоей сыновней любви.

Горемир.Ни на что я не намекаю.

Зигфрид.Я намек понял. Говорю тебе, твои упреки в убийстве меня не задевают.

Горемир.Я воздержался от каких-либо упреков. Просто иногда спрашиваю себя, могли вы с тех пор спать по ночам?

Зигфрид.Не особенно.

Горемир.Верю.

Зигфрид.Знаешь, люди вообще плохо спят. А на твои упреки отвечаю, что меня ввели в заблуждение, что это был заговор. Мне сказали, что ты сын стольника.

Горемир.Я что, похож на сына стольника?

Зигфрид. Нет.

Горемир.Может быть, вам не следовало бы этому верить?

Зигфрид.Правда в том, что ты – вылитая мать.

Горемир.Вот видите.

Зигфрид.Да, но на меня ты вовсе не похож. Ты вполне мог быть сыном Драго. Хотя я не говорю, что ты – его сын. Именно потому, что у тебя нет мешков под глазами. Но в четырнадцать лет это ничего не доказывает. Ты вышел весь в мать, снова эта ее таинственность.

Горемир.Говорят, в моей внешности есть что-то необычайно немецкое.

Зигфрид.Это только от воды. Хотел бы я рассказать тебе, как твоя мать добилась твоего появления на свет. Она устроила себе ребенка, она себе помогла. Это было довольно дерзко, не буду вдаваться в подробности. Но без меня она не могла обойтись. Совсем без меня у нее ничего бы не получилось.

Горемир.Как бы то ни было, но помните, что зачали меня.

Зигфрид.Они солгали, называя день твоего рождения. Откуда мне было знать правду, я ведь был на войне?

Горемир.Знать вы не могли.

Зигфрид.Вот видишь.

Горемир.Но как вы могли им поверить? Не понимаю, как можно верить такой грубой клевете?

Зигфрид.А я не понимаю, как можно не верить такой грубой клевете?

Горемир.Но есть же безошибочное чувство.

Зигфрид.Безошибочное чувство обманывает нас чаще всего.

Горемир.Полно. Вы просто ей изменили.

Зигфрид.Что значит изменил? Все улики были против нее.

Горемир.Вы поверили уликам, а не Геновеве. Это и есть измена.

Зигфрид.Речь вообще шла не об уликах. Через несколько лет один человек опроверг все обвинения.

Горемир.В самом деле?

Зигфрид.Да, я убил его.

Горемир.Тот юродивый, которого вы закололи в лесу?

Зигфрид.Верно.

Горемир.Геновева знала его. Она говорила, что он спас ей жизнь.

Зигфрид.Да, несерьезный был человек, шут гороховый. Твоя мать, знаешь ли, не вызывала доверия, на нее трудно было полагаться, люди такого сорта не имеют права жаловаться. Обвинительный приговор был, конечно, ужасным недоразумением, но она сама была в нем виновата не меньше, чем я.

Горемир.Вас не проймешь. Я вас не упрекаю, зато вы не скупитесь на упреки.

Зигфрид.Напротив. Время с Геновевой было лучшим временем моей жизни.

Горемир.Судя по вашему поведению, этого не скажешь.

Зигфрид.Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Я был с ней счастлив, а считал себя несчастным.

Горемир.Несчастным! Она была благословением для вас и для страны.