Эдмон Ростан - Романтики

Все это пустяки, Сильвета, да, да, да!
Любовь же наша не была притворной!..

Сказали сами вы, что старая стена…
Театром кукольным для нас была она!

Забудьте этот лепет вздорный.
Да, кукольный театр… но как хорош был он!
Кулисы были нам тогда деревья парка,
Над нами ласковый спускался небосклон,
Растений вьющихся, глицин склонялась арка.
У рампы яркие блестели светляки,
Оркестр невидимый был – майские жуки,
И трели соловья, и ветерка дыханье;
И доносилось к нам цветов благоуханье.
Нам солнце и луна давали даром свет,
И был у нас Шекспир суфлером;
А пьесу дивную дала играть актерам
Любовь! Сама любовь! Любовь в семнадцать лет!

Но мы лишь думали, что любим мы преступно…

Преступны были мы! Казалось недоступно
Тогда ведь счастье нам; пойми, не знали мы
Отцов хитросплетенья;
Мы не страшились преступленья,
Сходясь среди полночной тьмы!

Ты думаешь?

О да! Страсть бушевала бурно
Тогда у нас в сердцах, и мы на все пошли;
Любви мы клятвы, честь мы в жертву принесли,
Любить друг друга было очень дурно.

Да? Дурно?

Очень, милый друг!

А все-таки мне жаль, что вдруг
Опасности и не существовали.

Но мы-то этого и не подозревали.

И похищенье и дуэль –
Все это ложь была…

Сильвета, неужель
Был ложью страх ваш непритворный
И храбрость детская моя?

Нет! Не могу без боли думать я;
Все эти факелы, убийца этот черный,
И маски, и плащи – вся эта красота
Была лишь выдумка пустого Страфореля!

А разве выдумка – ночь трепетная та
И роскошь юного апреля?
Что ж, Страфорель тогда усыпал небосклон
Алмазными мерцавшими звездами?
Скажите мне, в тени, между кустами
Благоухать заставил розы – он?
Он, может быть, рассыпал всюду краски,
Оттенки нежные рубина, янтаря,
Которыми блестела та заря?
Он воздух напоил дыханьем теплой ласки,
И выплыть из-за туч заставил он луну?

Конечно, нет…

Не он ли создал ту весну,
Которая тогда в сердцах влюбленных пела?
Его ли власть волшебная велела
В любви признаться нам? Скажи, ведь нет?

Все это так, но…

Слезы! Дорогая!
Так, значит, я прощен? Я вижу твой ответ!

Мой бедный, ведь тебя любила и всегда я…

Я вновь нашел тебя! Прочь, горе и печаль!
Как вешние цветы, как ветра дуновенье,
Вся, вся ты хороша. О дивное мгновенье!

Дай мне поцеловать воздушный твой вуаль:
Твоих невинных уст коснуться я не смею.
О ткань воздушная!.. Ты чистотой своею
Мне освежаешь мозг, и сердце, и уста.
О, как невинна ты, как дивно ты чиста,
И я расстаться мог с прелестной этой тканью!
Я мог последовать безумному желанью
И променять ее на бархат и атлас?

Какой атлас, какой? Я спрашиваю вас.

Все это пустяки, ненужные лохмотья.
Нет! Умиления не в силах побороть я!
Ребенок дивный мой! Ты, чистая моя!
Похожа на тебя вот эта кисея.
Как ты, она чиста, невинна и душиста…

Простой и скромный шарф из белого батиста.

Боюся ласкою его я запятнать.
Склоняюсь перед ним, смиренный и влюбленный;
Сильвета, милая, коленопреклоненный
Его я должен лобызать!
Этот белоснежный,
Простенький батист
Так же свят и чист,
Как и ты, друг нежный.
Как твои мечты,
Нежностью он веет,
Символ чистоты,
Лилии цветы
Перед ним бледнеют.
Жизни на земле
Он не тронут прозой, –
Вьется легкой грезой
На твоем челе.
Пламенем из снега
Мне блистает он,
В нем прелестный сон,
И любовь, и нега.
Может охранить
Он твой лобик чистый,
Тонок, как сребристой
Паутины нить.
Перед ним склоняюсь
На колени я,
В нем вся жизнь моя,
Им я упиваюсь.
Легкий твой батист,
В нем благоуханье!
Как весны дыханье,
Свеж он и душист!