Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

импровизации! Мертвое царство! Ни звука, ни пука! Автомат разбить, что ли,

или бармену пятак начистить? Нет, не поймут. Не оценят. Полный голяк. И

зачем я только сюда рвался, бодая башкой железобетонные стены и чугунные

портьеры. Непонятно-о».

Прошла минута, пиво не несли. Киряев принялся выстукивать по столу

грозную дробь. Бармен, зачуяв недовольство, обнадеживающе улыбнулся.

– Ты лыбу мне не дави. Ты пиво неси, ихтиандр недоделанный! – зло пробурчал

Киряев.

Вскоре появилось пиво. Надо признать, здешнее пиво так себе: вкус не тот,

плотность слабоватая. Спасает только одно: шумит и пенится оно как

настоящее. Киряев сделал убедительный глоток и продолжил размышления: «И

раки тут есть, и кальмары. Барменши ничего, но чего-то все-таки тут

определенно не хватает. У нас бывало в ЦП ни раков, ни ивасей. Разливщицы -

что тигровые акулы: сунь палец– оттяпают руку, и при этом простой,

приветливый народ: Валера Леший, Ваня Домовой. Рыла свиные, воняет как от

китобойного судна, а заговорят – Плевако отдыхает. Что ни мысль, то глыба.

Кантовская глубина! А кругозор? Большая Советская Энциклопедия! «Roland»

бы отдал, за встречу». Киряев тяжело вздохнул и с тоской глянул на входную

дверь: «Брось чудить, в этом «болоте» не то, что чуда, чука (драки) приличного

не дождешься!»

Он уже отводил взгляд от стеклянного квадрата входной двери, как дверь

неожиданно отворилась, и на пороге возник весьма странный субъект. Одет он

был в старомодную, эпохи кооперативов и индивидуальной трудовой

деятельности, «Аляску». На голове имел мохнатую шапку, что называется, из

«ондатровой собаки» и прозываемую в здешних краях «Федорой». За спиной

по-североамерикански крупный брезентовый рюкзак, а на ногах «подбитые»

серебристой фольгой спортивные борцовки. Адаптировавшись к мутному

«аквариумному» освещению, человек заказал пива и двойную порцию

итальянских сосисок с зеленым горошком. Киряев с нескрываемым

любопытством смотрел на посетителя, в котором легко угадывался эмигрант,

скорей всего соотечественник.

Вскоре принесли пиво и сосиски с зеленым горошком. Человек поднял бокал,

внимательно изучил пенную усадку и, оставшись доволен разливом, приступил

к сосискам. Поиграв ножом, решая, очевидно, какой из двух быть первой,

пущенной под лезвие, он остановился на колбаске, лежащей по его правую

руку. Выглядела ли она более аппетитно, или это была рука провидения,

неизвестно. Выбор был сделан, и итальянская свиная колбаска, еще, может

быть, несколько дней тому назад бывшая мило похрюкивающим существом с

розовым пятачком и крученым хвостиком, жалобно пискнув, под лезвием

мельхиорового лезвия развалилась на две истекающие жиром половинки. Вид

льющегося тука раздразнил человека до неистовства. Зрачки расширились,

руки задрожали. Даже щетина на его «Федоре», как показалось Киряеву, встала

дыбом, а брезентовый рюкзак рельефно округлил бока. Едок отбросил нож и

принялся длинными музыкальными пальцами сдирать с колбаски её непрочные

доспехи и проворно отправлять аппетитно курящиеся куски под свои мощные

крепкие белоснежные клыки и резцы.

Вскоре от сосиски остался лишь жалкий целлофановый хвостик, на который с

ужасом взирала дожидающаяся своего часа оставшаяся на тарелке соседка. Она

как будто даже напряглась, как бы готовясь дать отпор жадному едоку, но что

она могла противопоставить, эта небольшая начиненная мясным фаршем

крепость: ну соскользнуть раз-другой с вилки, ну обжечь едока горячим жиром.

Разве это могло что-то изменить в её судьбе? Правильно, ничего. Поэтому от

нее не осталось даже и хвостика! Человек слегка отстранился от стола, сытно

икнул и осоловевшим взглядом нажравшегося кота осмотрел картину

учиненного им сосисочного погрома. Затем победитель свиных колбасок

поднял пивной бокал и стремительно перелил его содержание к себе в желудок.

Ох уж эта человеческая память – засушенный цветок ли, пожелтевшее ли

письмецо, жест ли, улыбочка… будоражат наши воспоминания и возвращают к

жизни давно минувшие дни. Такой глоток мог сделать только один человек на

свете, и человека этого звали Вениамин Лосик…

Железнодорожная станция областного города Незнамска была типичным

образчиком коммунистического вокзалостроения. Желто-грязное здание с

облупившимися колоннами, а в нем билетная касса, киоск «Союзпечать»,