доме, доносились звуки рояля.
Доведись специалисту оказаться у двери этой странной квартиры, то ему сразу
бы стало ясно, что он имеете дело с выдающимся явлением. Мастером с резко
очерченной индивидуальность. Она выражалась и в репертуаре, и в
технических приемах, и в трактовке произведений. Бах и Бетховен, Шуман и
Рахманинов и сочинения салонного характера. Особенно изумительно звучал в
исполнении невидимого пианиста ноктюрн соль минор (соч. 15 № 3)
Фредерика Шопена.
Прежде в этой квартире жила преподаватель музыки и аккомпаниатор
Елена Александровна Львова. Но она уж лет пять, как умерла или лучше
сказать переместилась в мир звуков, созвучий, гармоний и т. д. и т. п., которые
она страх как обожала и о которых любила побеседовать со знакомыми и
малознакомыми людьми.
– Музыка, – говорила она, хватая собеседника за пуговицу, и говорила так
горячо и проникновенно, что к концу разговора маленький предмет гардероба
оставался в ее цепких музыкальных пальцах – это, может быть, самое верное
доказательство существования Бога….
Рай– это ничто иное, как музыкальный салон. Ад же представляет собой
какофонию антипатичных звучаний…
Все это, то есть о Боге, Рае, Аде и прочих философско-религиозных
категориях, Елена Александровна говорила, когда уже вышла на пенсию и, в
основном, сидела дома или, если случалась хорошая погода, – на лавочке в
скверике, а до этого, как и все была атеисткой и как все боролась с
формализмом в искусстве.
Не подумайте, что я осуждаю Елену Александровну. Упаси Бог! У меня, право,
не откроется рот, чтобы произнести в адрес этой изумительной дамы не только
осуждение, но даже и недоумение, а пальцы мои, вне зависимости от моих
убеждений, откажутся выбить на клавиатуре слово «анафема».
Без сомнения разумно поступала Елена Александровна. Кому охота лишаться
квартиры, да какой квартиры (час, не менее понадобился бы вам, чтобы ее всю
обойти, а уж на уборку так и дня не хватило бы, оттого квартиру убирали аж
две домработницы) в центре города, и сытного место в консерватории. Да и
муж Елены Александровны – Иван Алексеевич Львов крупный осанистый
человек и важный чин в городском департаменте, да в таком, что даже страшно
написать в каком – пресек бы подобные высказывания на корню.
После смерти Елены Александровны Иван Алексеевич (мужа Е.А. называла на
Вы) к тому времени тоже уже умерли, лучше сказать сгорели на работе,
квартира перешла в собственность их сына, какой– то большой (весь в отца!)
шишки из городского ведомства, но из какого точно – неизвестно.
«Ведомственная Шишка» в родительской квартире практически не появлялась,
по крайней мере, последних несколько лет никто из жителей его в доме не
встречал.
– Я так думаю, – сказал как-то таинственным голосом житель дома, доктор наук,
лауреат и прочая Анатолий Иванович Билько, – что это призрак Елены
Александровны играет на рояле!
– Вы– мракобес! – Возмутилась кандидат медицинских наук Любовь Васильевна
Запольская. – Не понимаю, за что вам присвоено так много званий и оказано
столько почестей!?
– Почести и звания мне присваиваются согласно штатному расписанию, а
призраки, уважаемая Любовь Васильевна, – научно доказанный факт. У нас в
институте этим вопросом занимается специальный отдел и, нужно вам
заметить, не без успеха.
– Да ерунда все это, – отмахнулась от соседа (как от мухи) Любовь Васильевна,
– по крайней мере, у нас в доме играет не призрак.
– Почему вы так думаете?
– А вы посудите сами! Музыка из квартиры доносится в одни и те же дни по
одним и тем же часам. Значит, играет живой, связанный определенным
расписанием, человек.
– Да, в ваших умозаключениях есть рациональное зерно, – почесывая затылок,
соглашался А.И. Билько. – Но вопрос в том, как он туда проникает? Я имею в
виду квартиру.
– Я думаю, что если поставить цель, пожелать, так сказать, вычислить
пианиста, то это не составило бы особого труда.
Любовь Васильевна была стопроцентно права! Ведь у нас спокон веку
вычисляли кого угодно и где угодно, а уж выщелкнуть какого– то пианистишку
из пустой квартиры было бы таким пустяшным делом, что об этом даже
смешно и говорить.
Помнится в этом же самом городе вычислили одну преступную группировку. Я
бы даже сказал не группировку, а банду, да что там банду – бандищу!
Читать дальше