Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

которой все еще напоминает стол с поломанными ножками, стоящий теперь в

дежурной части?

Никто из них на подследственных руку не поднимал и с целью выбивания

информации не мочился. Иголки под ногти не загонял. Пытки не практиковал.

Может быть и практиковали бы, заведи они у себя для этих целей, специально

оборудованный каземат, но в здании ведомства отродясь никаких казематов не

существовало. Имелся, правда, небольшой подвальчик, но работники давным-

давно устроили там вроде продовольственно-вещевого (из продуктов и вещей

конфискованных вначале у цеховиков, а потом у народившихся капиталистов)

склада. Кроме того, между нами говоря, городские подследственные – люди

тихие, незлобивые, если и попадали по какому-то делу в здание ведомства, то

без всяких пыток и насилий охотно давали нужные следователю показания.

Иногда даже, что правду скрывать, и наговаривали на себя лишку. А как не

наговорить, да не помочь, так сказать, наговором родному (следователю)

человечку. Ведь почти все в этом «городе без названия» были друг – другу

родственниками или свояками. По этой же причине городской суд, как правило,

выносил мягкие, а то и вовсе оправдательные приговоры.

Однако, бросим мы, уж ты прости, читатель, ложку дегтя на

пасторальную картину работы карательного департамента «города без

названия»

Ибо в особо деликатных случаях, когда подследственный не желал, что

называется, колоться и брать на себя лишку, его передавали следователю по

кличке «душитель».

«Душитель» был человеком приятной, но не впечатлительной для

подследственных наружности. Можно даже сказать интеллигентского вида

человек, а разве интеллигентского вида человек «Иван Иванович», как

называют интеллигентов воры, может навести ужас на матерого преступника?

Да ни в жисть! Для того, что бы его не то, что напугать, а просто спугнуть

нужно, иметь, как минимум, габариты Терминатора и внешность

Франкенштейна.

Не имея таких данных, он, тем не менее, наводил не то что страх, а настоящий

ужас на лиц, опаленных адским огнем уличного беспредела, омытых водами

следственного произвола и крещенных медными трубами криминальных войн.

Ужас «Душителя» жил не во внешности, а в цепких пальцах.

О его пальцах (длинных, тонких, изящных) можно и должно написать поэму!

Но мы (автор) за неумением внятно рифмовать не станем этого делать, а лучше

заглянем в кабинет «душителя», в тот самый момент, когда в него вводят

несговорчивого подследственного.

– Гражданин следователь, подследственный Молчанов В.К. по вашему

приказанию доставлен.

– Спасибо, дорогой, – благодарит следователь надзирателя и, указав на стул

подследственному, – Прошу вас, любезный.

– Любезный!? Ха-ха– ха. Да этакого лоха, – радуется подследственный, -

развести как два пальца…

«Душитель» берет изумительными пальцами левой руки лист чистой бумаги, а

изящными пальцами правой ручку и, обращаясь к подследственному на «ВЫ»

спрашивает:

– Где и при каких обстоятельствах вы вступили в преступный сговор с

гражданином таким-то?

– Не понимаю о чем базар, начальник. – Отвечает, нагло при этом щуря глаз,

несговорчивый подследственный.

– Я повторяю вопрос. Где и при каких обстоятельствах вступили вы в

преступный сговор с гражданином таким-то?

– А тебе повторяю, начальник, что я …

Но договорить фразу подследственный уже не может, потому что «душитель»,

не поднимаясь из-за стола, хватает его своими крепкими цепкими сильными

пальцами за кадык, да так, что тот не то, что говорить, а и дышать уже не

может.

Подследственный бледнеет, коченеет, и, кажется, что он вот-вот отдаст Богу

душу. Но следователь, однако, знает меру, чувствует, когда нужно отпустить

свою мертвую хватку.

Знает и отпускает. Минут пять подследственный надрывно кашляет, тяжело

дышит и моргает обезумевшими глазами.

Видя, что подследственный окончательно очухался, «душитель» разминает, как

будто готовясь к новому броску, свои изящные пальцы и повторяет вопрос:

– Где и при каких обстоятельствах вступили, вы в преступный сговор с

гражданином таким-то?

«Душитель» проработал в департаменте много лет и, уверяю вас, ни разу не

было такого случая, чтобы подследственный не ответил на поставленный

вопрос. Мало того, что отвечал, он еще при этом брал на себя все нераскрытые