Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

департаментом дела.

Некоторые читатели, очевидно, думают, что следователь был, тем не менее, по

законам жанра обделен внимание начальства и влачил жалкое существование.

Ошибаетесь, читатель! Душителя уважали, почитали, награждали и даже

выделили ему лучшую квартиру в ведомственном доме. Однако, отслужив в

ведомстве десять лет и получив очередную звезду подполковника, «душитель»

из ведомства уволился и пропал, то есть натурально растворился. Как не искали

его лучшие следователи ведомства, но так и не нашли. Конечно, если бы они

сжали кое-кому горло, то этот кое-кто непременно рассказал бы, куда подевался

следователь, но таких пальцев в ведомстве было – раз два и обчелся, только что

у исчезнувшего следователя.

– – – – – – – – – – – – – – – – -

«Для новой театральной постановки на роль тапера требуется актер,

актриса – пианист»

Вот такое объявление дал я в эмигрантскую газету и стал ждать.

Первой позвонила дама.

– Сколько я буду иметь в час? – спросила она и, чуть помявшись,

поинтересовалась, – а интересные мужчины в вашей труппе есть?

– Нет, – ответил я, – в основном, дамы преклонного возраста.

Дама, не дождавшись ответа на вопрос о почасовой оплате, бросила трубку.

Вторым позвонил мужчина. Манера его речи навела меня на мысль предложить

ему роль бандитского авторитета, но поскольку таковой в пьесе не было, я

прервал разговор.

Время шло. Нужный тапер не находился. Я уж было решил заменить тапера

фонограммой и закадровым голосом, но в этот момент, по законам

литературного жанра, у меня в квартире зазвонил телефон.

– Меня зовут Алекс, я хотел бы поговорить о вашем объявлении.

У невидимого Алекса был такой приятный, располагающий к себе голос, что я

тут же сказал ему:

– Дорогой Алекс, вы не можете принять, а вы уже принимаете участие в

проекте.

– Но вы даже меня не видели и не слышали моей игры.

– Мне не нужно вас видеть. Перво: е у вас изумительный голос, второе: у вас

даже одно с героем пьесы имя – Алекс и третье: я уверен, что и ваша

фортепьянная игра меня вполне удовлетворит. Не может, ну убей меня гром, не

может человек с таким голосом плохо играть на фортепьяно!

– Благодарю вас за добрые слова. Когда мы сможем увидеться?

– Да, когда вам будет угодно. Хоть и сию минуту!

Через час на театральной сцене я лицезрел приятного во всех смыслах

человека.

Прекрасным в нем было все: и лицо, и одежда, но самым удивительным у него

были красивые длинные тонкие аристократические пальцы. Прямо не пальцы,

а музейный экспонат!

А уж когда он тронул ими клавиши, то мне тут же стало ясно, что я имею дело

с большим талантом. От его меццо форте старенькое пианино подпрыгивало и

пританцовывало, точно это и не пианино, а молодой пижон на танцевальном

вечере. От его прочувствованного пьянисимо замирали даже театральные

мухи…

Не буду описывать вам репетиционный процесс.

Поверьте, в нем нет ничего интересного. Шум, сквернословие и, что греха

таить – рукоприкладство. И потом важен не процесс, а цель.

Цель, в общем и целом, была достигнута. Спектакль прошел неплохо, его

несомненным украшением, я бы даже сказал– звездой, стал тапер Алекс.

После спектакля мы сидели с Алексом у меня на кухне. Я строил планы.

хотел! Мало того хотел – меня даже брали в школу одаренных детей при

столичной консерватории, но это было невозможно, поскольку моей отец

считал это несерьезным занятием.

Вы знаете, я боготворил бабушку, чудную пианистку, которая и была моей

учительниц– Вообще меня зовут не Алекс, а Алексей Петрович и потом, увы и

ах, – сказал по окончанию моей программной речи тапер, – принять участие в

ваших проектах я не смогу. Переезжаю в другой город.

Я выпил рюмку и закусил ее тяжким вздохом и репликой:

– Жаль! Очень жаль!

Сейчас читатель подумает, что я притягиваю за уши следующую реплику. Я бы

тоже так подумал, но уверяю вас, я и раньше это спрашивал у Алекса, но не в

лоб, а вскользь, так сказать. Вот мой вопрос:

– Скажите, Алекс, то есть простите, Алексей Петрович, я все хотел у вас

спросить, где вы учились музыке? Заканчивали какую– то консерваторию? Ведь

вы, не побоюсь этого слова, – блестящий пианист.

– Нет, я ничего не заканчивал, – тяжко вздохнув, ответил Алексей Петрович, – но

ужасно ей музыки, любил маму, тепло относился к дедушке и страшно боялся