Владимир Фрумкин - Певцы и вожди

Этот второй путь мне кажется более опасным для нашей песни, для ее жанровой и социальной чистоты и остроты.

Между тем первый путь очень проблематичен из-за музыкальной необразованности России… Известно, что в большинстве наших школ даже пения не преподают, а если и преподают, то часто на удручающе низком уровне.

И все же хочется верить, что мы явимся свидетелями того, как песня начнет музыкально «выпрямляться» изнутри, из самой себя.

И дай вам бог это сделать.

20 мая 1967 г. Москва, Петушки

Мы познакомились в Ленинграде где-то в середине 60-х годов, когда Ефим Григорьевич еще был тесно связан с Александром Солженицыным. Помню рассказ Эткинда о том, как он с семьей отправился в машине путешествовать по Прибалтике, уговорив Солженицына и его супругу все три недели держаться на своей машине в хвосте – на случай, если ГБ попытается устранить писателя при помощи лобового наезда. Ефим Григорьевич, Екатерина Федоровна и старшая из двух дочерей, Маша, готовы были принять удар на себя… Однажды Е. Г. показал мне рукописное письмо Исаича с теплой благодарностью за замечания по поводу его рукописи. Но вскоре произошел неминуемый и болезненный разрыв, окрасивший многие наши разговоры и дискуссии, порой доходившие едва ли не до комизма: «Его там выберут царем, вот увидите! Царем!» – закричал Е. Г., когда Солженицын в окружении телекамер и народных толп начал свой триумфальный путь в Москву по Транссибирской магистрали…

Но в этих заметках речь пойдет о другом. Это воспоминания о нескольких эпизодах из многолетнего общения с Ефимом Григорьевичем – выдающимся литературоведом, филологом и переводчиком, человеком исключительно ярким и многогранным.

Владимир Фрумкин, Ефим Эткинд, Лидия Фрумкина

Ефим Григорьевич, загадочно улыбаясь, вручил мне увесистую рукопись и попросил тщательно ее проштудировать. Просьба сопровождалась слова-ми о том, что автор затронул новую для себя область знаний и посему нуждается в придирчивом глазе специалиста.

Новой областью оказалась музыка, а рукопись – завершающей главой труда «Материя стиха» под названием «От словесной имитации к симфонизму: композиционные принципы музыки в поэзии».

Помнится, развязывал я эту папку не только с нетерпеливым любопытством, но и с некоторой опаской: в 50 с лишним лет броситься в омут музыкальной теории, терминологии, композиционных схем, по которым и музыковеды-то никак не могут договориться; и не вскользь, не метафорически, а на полном серьезе заняться музыкально-поэтическими аналогия-ми и параллелями, на которых споткнулся не один исследователь…

О том, как справился Ефим Григорьевич с этой задачей, написал в 1970 году, задолго до появления «Материи стиха» в печати, мой коллега и соученик, музыковед Марк Арановский: «В серии блестящих анализов русской поэзии – от Державина до Заболоцкого – автор показывает, как в глубинных процессах стихотворчества действуют закономерности, близкие тем, которые управляют структурированием музыкальных произведений. Особый интерес представляют те случаи, где внутреннее строение стиха, его форма, соотношение и самодвижение содержательных мотивов близки принципам музыкальной формы, например сонатного аллегро, сонатно-симфоническому циклу».

Эти слова – из внутренней (и поэтому никогда не публиковавшейся) рецензии, заказанной издательством «Музыка». У меня она хранится потому, что по прихоти судьбы я оказался не только первым читателем, но и первым издателем «музыкальной» главы «Материи стиха».

Произошло это так. К моменту завершения книги у автора начались неприятности с властями, описанные им впоследствии в «Записках незаговорщика». Литературные издательства закрыли перед ним свои двери. И я предложил попытать счастья в музыкальном издательстве – в надежде, что весть о запрете на труды Е. Г. Эткинда до них еще не дошла. Глава «От словесной имитации к симфонизму» (за вычетом раздела о «Двенадцати» Блока) была включена в составлявшийся мною сборник «Поэзия и музыка», который благополучно вышел в «Музыке» (Москва) в 1973 году.

Благополучно для Ефима Григорьевича, но не для меня и моего соавтора, фольклориста и культуролога Кирилла Васильевича Чистова: наша работа «Поэт-певец», в которой анализировались – на примере творчества Булата Окуджавы – истоки и особенности «поющейся поэзии» 60-х годов, была в последний момент выброшена из набора, когда Окуджава подвергся опале за выход сборника его стихов в издательстве «Посев». А ведь именно ради этой работы да еще яркой статьи Новеллы Матвеевой «Как быть, когда поется» (ее постигла та же участь) и затеял я этот сборник…