Владимир Фрумкин - Певцы и вожди

– Не совсем понял ваш пассаж о том, что «массовость убила советскую песню». Она ведь и задумана была как песня для масс и стала, наверное, самым тонким и эффективным проводником советского мифа в эти самые массы. Она просочилась в их сознание и подсознание…

– Насчет массовости я выразился неаккуратно. В качестве иллюстрации к вашим тезисам перескажу одну историю, без имен и деталей я даже изложил ее в романе «Тоска по Лондону», где центральный персонаж вспоминает о роли песни в формировании его личности… История рассказана мне в семидесятые годы вице-адмиралом Г. Н. Холостяковым. В 46-м он командовал эскадрой на Тихоокеанском флоте, и к американцам ушла подлодка с замполитом и со всем экипажем. Идеологическая катастрофа! Лодку догнали и утопили. Прибыла правительственная комиссия во главе с Ворошиловым и Малышевым. Холостякова сняли. С ним еще кучу народа. По зловещему для власти случаю принято было постановление ЦК об усилении идеологический работы в армии и на флоте. Последним пунктом записали: «Создать новую пат риотическую песню». Знаете, что за песня была создана в результате? «Летят перелетные птицы…»

– Весьма характерный для того времени пример! Но вообще-то советская песня умирала вместе с породившей ее идеологией и создавшим идеологию режимом. Конечно, приложила руку к ее кончине и песня «несоветская» – добардовские любительские песни, лагерный фольклор, он хлынул на волю после амнистии Хрущева, песни альпинистов, студентов, туристов и, наконец, гитарная поэзия. Галич отменял Танича, Окуджава, Высоцкий, Ким, Матвеева, Кукин, Городницкий формировали в нас иммунитет против лирико-патриотического китча, против всех этих «Я люблю тебя, жизнь», «Хотят ли русские войны» или «Забота у нас такая…» – добротно, подчас талантливо сделанных, но несших на себе неизгладимое клеймо: Made in the USSR.

Илья Суслов любит вспоминать, как его друг Булат Окуджава убил – своими ранними песнями – успешно начатую им, Сусловым, карьеру советско-го поэта-песенника. Устыдился и прекратил…

– Но все-таки что породило нынешний массовый всплеск авторской песни?

– Эту, как вы выразились, «вакханалию гитарной поэзии»?

Но это уже, скорее, «гитарная эстрада». Городницкий в недавнем интервью с вами сказал, что из литературы эта песня ушла. И он прав. А импульс, толкающий молодых и не очень молодых людей с гитарами и без гитар в леса и горы России, Америки, Европы и Израиля, близок, я думаю, той тяге из городов, которая породила слеты советской и постсоветской поры. Тяга, бегство, эскапизм, обустройство сугубо своей среды единомышленников, единоверцев в конце концов, – ибо этот социокультурный феномен в чём-то сходен с религией. Как и рок-н-ролльная культура, впрочем.

Ну а о будущем гитарной поэзии «при таких условиях», как вы изволили сказать, мы уже вроде говорили. Новый ее взлет начнется с появлением новых крупных талантов, поэтов-певцов, людей с «лица необщим выраженьем», которым захочется сказать, пропеть свое слово, отличное от необязательных, стертых слов попсовой эстрады и эстрады гитарной…

Да, она возродится, когда появятся настоящие таланты. Может, и не сов-сем сама по себе, а при подходящем общественном климате, благоприятной погоде, которая может быть и плохой, ненастной, лишь бы подтолкнула поэта к перу и гитаре, а у публики вызвала потребность в умном и волнующем поющемся стихе…

– Я обещал вернуться к эстетике и делаю это не без удовольствия. Пример удобен для рамок журнальной беседы, он забавно соединяет эстетические положения петушковского доклада с современностью…

В докладе вы пророчески сказали о песнях, которые сделают свое дело и умрут, как солдаты, смертью храбрых. Так и случилось. Большинство песен пало смертью храбрых, причем пали песни, в эстетическом отношении не вызывавшие претензий. Пали просто потому, что время их прошло и прилетели новые птицы…

– Это грустно, но разве забавно?

– Забавно то, что в пример вы привели тогда… «Атланты» Городницкого!

– Отвечу строчкой Высоцкого: «Каюсь, каюсь, каюсь!»

– В каком художественном направлении ожидаете вы возрождения гитарной поэзии? Камо грядеши?

– Направления могут быть разными. Могут всплыть скрытые в российском культурном подсознании традиции литературной песни XIX–XX веков. Особенно Вертинский, от которого многое взял Галич. Могут быть продолжены типы песен, созданные нашими бардами. Там ведь масса интересного в эстетическом плане, в композиции, в соотношении слова и музыки и т. п. Всё это почему-то еще не осознано и почти не взято на вооружение новым поколением бардов. Особенно же в загоне сюжетная композиция галичевского типа, о сложными коллажами, монтажем разно-родных элементов. Да и Ким с его весьма замысловатыми построениями еще ждет своих продолжателей.