laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Странно выглядит, — заметила Лили.

— Это колодец желаний.

— Не очень-то похоже на колодец.

— Фигурально выражаясь, — сказал он. — И разве не я тут главный зануда?

Она пихнула его локтем:

— И откуда ты все это знаешь, главный ты умник?

— Слышал от Мифии. Видимо, где-то здесь есть спуск, но вряд ли это целесообразно с учетом... этого, — он указал на ее живот — ребенок сонно лягнулся внутри.

— Не знала, что практически у нас во дворе есть колодец желаний.

Она снова глянула вниз — и улыбнулась, когда Северус крепко-накрепко стиснул ее ладонь. На дне сверкала вода, и солнце играло на пене.

— Ты загадал желание?

— Может, да, — сказал он. — А может, и нет.

— И когда ты о нем узнал?

— В точности не припомню, — отвечал он с деланой небрежностью, но Лили-то знала, что Северус никогда и ни о чем не забывает. Разве что под Обливиэйтом, но как они выяснили, он и в этом случае мог найти обходной путь. Мифия рассказала ему про этот колодец — или нет, скорее, он нашел его сам и спросил у нее, а потом держал язык за зубами — до теперешнего момента.

Северус был слишком умен, чтобы полагаться на волю случая — особенно когда мог этого избежать. Он не просто так молчал о том, что по соседству с ними есть таинственный колодец желаний; нарочно откладывал рассказ до этой годовщины — дня рождения сына, которого она никогда больше не увидит.

— Какое желание мне загадать? — спросила Лили, глядя на него сквозь темные стекла очков.

Их глаза встретились; волна его эмоций слегка коснулась сознания, как прилив, подступила ближе — обозначила свое присутствие, не давя, но давая себя почувствовать. Когда он так делал, у Лили просто сердце щемило от нежности.

— Какое захочешь, я полагаю. Сомневаюсь, что тут есть какие-то особые правила.

По-прежнему цепляясь за Северуса, она еще раз заглянула в колодец. Свободной рукой снова потянулась к их ребенку, и тот пихнулся в ответ.

Она не знала, как это понимать, но, несмотря на изменившееся будущее, помнила Гарри так же отчетливо, как если бы только этим утром прижимала его к груди. И Северус его не забыл, можно было даже не спрашивать. Если теперь все стало другим, разве не должны были измениться и их воспоминания? Или хотя бы перемешаться с новыми? Но нет — прошлое оставалось все тем же и ничуть не померкло, а впереди ждала все та же расплывчатая неизвестность — будто в темноте, когда свет был погашен, и Лили лежала в их с Северусом кровати и вслушивалась в его дыхание.

Она зажмурилась, целиком отдаваясь соленому запаху моря, мягко-шершавым касаниям ветра и теплу солнечных лучей. И тут же нахлынули радость и тоска, заструились сквозь нее могучим океанским течением; воображение дорисовало, как слабо мерцает на солнце вода и пенится на дне колодца прибой. И она подумала: "Где бы ни был сейчас мой Гарри и что бы с ним ни случилось — надеюсь, он сможет быть счастлив".

И мир застыл в неподвижности — будто сама ткань бытия замерла на валу этого единственного мгновения; в ушах стояла тишина, дыхание перехватило — а потом все снова пришло в движение, как если бы было только плодом ее воображения.

Лили заморгала — Северус стиснул ее руку до боли; уже почти улыбаясь, повернулась к нему, сдвинула очки на кончик носа — и сощурилась от яркого света.

— Все, — сказала она. — Желание загадано.

— Готов поспорить, что это было очередное гриффиндорство.

— Не знаю, не знаю. Как по мне, так слизеринство тоже иногда ничего.

Они возвращались назад длинной дорогой — той, что шла мимо подножия холма, а не той, что на него взбиралась. Как и всегда, Лили залюбовалась их коттеджем: скромным невысоким строением белого цвета — на солнце оно казалось ослепительно-ярким, а вокруг был сад, который простирался далеко во все стороны. Обычно она останавливалась у калитки, вдыхала запах хвои, земли и цветов и думала: "Ну вот я и дома".

— Я проголодалась, — провозгласила она.

— Тоже мне новость. Еще чуть-чуть — и ты пойдешь в набег на мои оливковые деревья.

— Сердцу не прикажешь — оно хочет того, чего хочет. Сейчас, кстати, оно хочет передохнуть.

Они приостановились. Лили прижалась к Северусу — ее поясница (и не только она) безжалостно ныла, — а потом обняла его за талию и склонила голову к нему на грудь. Его рука легла ей на плечо.

— Я тебя люблю, — заявила она и, улыбаясь, стала ждать его ответ.

— Это ты так утверждаешь, — сказал он — и Лили беззвучно шевельнула губами, повторяя каждое слово вместе с ним.