laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Она распахнула заднюю дверь, окунувшись из домашней прохлады в уличный зной и буйство красок. Ветер принес с собой запах моря; воздух здесь был сухим, а солнечные лучи — такими плотными, что их так и тянуло потрогать. Удивительно, но чем дальше на юг забираешься, тем сильнее меняется солнечный свет; здесь, на Кикладах, даже жара казалась будто бы жарче.

Сад был огромен. Северус трудился над ним без устали, как сорвавшийся с цепи демон, и чуть больше чем за два года вырастил такое великолепие, которое наверняка вошло бы в анналы гербологии — номером третьим, сразу после Эдема и садов Семирамиды. Конечно, без магии тут не обошлось, но какими заклинаниями он пользовался, Лили уже сказать не могла — это было выше ее понимания. Сад вставал из засушливой земли, тянулся к небу, лаская глаз дивными красками; на их участке мыса были собраны едва ли не все растения, какие только можно посадить в таком климате: от морозника и гелиотропов до крокусов и маков; а еще там росли яблони, груши, финиковые пальмы, гранаты, виноградные лозы и оливы. Несмотря на все школьные занятия по гербологии, Лили никогда раньше не понимала, что садоводство, даже магическое, — это наука. Требующая труда — утомительного, кропотливого и подходящего Северусу, как никакой другой.

Их соседи по острову именовали его "фармакис", и при этом добродушно улыбались. Северус сказал, что по-гречески это значит "колдун". Вряд ли они и в самом деле о чем-то догадывались, но Лили все равно находила это забавным.

Большинство людей ходят по саду медленно, нога за ногу. Но только не Северус — он передвигался по нему стремительными бросками, как хищник. Сейчас он возился со своим виноградником, но едва только заслышал поступь Лили и шорох земли под ее босыми ногами, как сразу же поднял голову, утер пот, размазав по лбу длинную полосу грязи, и зашагал в ее сторону, обходя стороной клумбу с нарциссами.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил он.

— Нет-нет, все в порядке, — заверила его Лили. — Просто... захотелось выйти.

Иногда ей казалось, что легилименция — не столько щуп, сколько магнит, и не столько погружается в твои мысли, сколько вбирает их в себя. По крайней мере, с ней происходило именно так: все ее радости и тревоги словно втягивались в глубину его глаз — таких же темных, как ночное море, или же небо в прорехах между звездами.

— Ты видела газету, — сказал Северус.

Она кивнула, едва заметно — потому что боялась, что если позволит себе что-то еще, то точно не удержится, начнет прыгать и вопить от радости, и тогда споткнется обо что-нибудь и грохнется на землю.

— Между прочим, ты мог бы меня и разбудить. "Темный Лорд повержен!" — такая передовица поважнее любого сна будет.

— Тебе надо отдыхать, — строго возразил он — и тем самым снова провернул этот свой фокус, ухитрившись одновременно и опустить ее ниже плинтуса, и выказать о ней заботу.

— Ты мнителен до чертиков, — сказала она. — Что только придает тебе шарма.

— А ты до чертиков беспечна. Могла хотя бы сесть, а не стоять.

Лили пропустила его вперед — он пошел первым, отводя для нее с дороги ветви растений, — и зашагала следом. В конце концов они оба оказались под сенью деревьев, где было прохладнее и остро пахло кипарисом; Северус повесил там деревянные качели-скамейку, откуда открывался вид на неровный склон, за которым вдали начиналась морская гладь.

Дерево заскрипело под ее весом; Лили присела, осторожно приноравливаясь к новому центру тяжести — который словно менялся с каждым днем, и она автоматически к нему приспосабливалась, но все-таки была вынуждена постоянно его учитывать.

— Садись, — она похлопала по скамейке рядом с собой. Северус послушался, но расслабленности в его позе не ощущалось... с другой стороны, он почти никогда не расслаблялся. Ей раньше казалось, что он постоянно чего-то ждет — атаки, наверное, и она даже подозревала, что это так навсегда и останется, — но за последние два с лишним года обнаружила, что Северус просто живет с куда большей интенсивностью, чем другие люди. Покой — это точно не для него; скорее всего, его угомонила бы разве что могила, да и то не наверняка. И как же легко было поверить, что он никогда не умрет по-настоящему, и что бы и где бы его ни ждало — он и там продолжит свой путь, излучая все ту же неуемную, кипучую энергию.

На водной глади вдали сверкало солнце — от этого блеска у Лили в глазах замелькали белые "мушки".

— Как думаешь, с ним и правда покончено? — тихо спросила она.