Макс Брэнд - Игрок

— Болван! Это же Коркоран!

Какой приятной, какой сладкой музыкой прозвучали эти слова для нашего героя!

Следующие полсотни шагов он прошел совершенно счастливым, с музыкой в душе. Затем что-то его остановило. Он пытался побороть свое желание войти. Но разве что-нибудь случится, если он снова заглянет внутрь или просто посмотрит, как туда входят люди. Он все-таки вернулся и встал, наблюдая за публикой. Какая трусость! Неужели он так неуверен в себе, что не способен посмотреть в глаза искушению? И он снова вошел внутрь.

Из танцевального зала неслись громкие звуки музыки. Новой волной ковбоев его словно пушинку внесло в просторное помещение с парусиновой крышей и стенами из грубо оструганных некрашеных сосновых досок. Даже эти доски стоили целого состояния! Все было весьма примитивно. Прямо в землю были вкопаны целые сосновые стволы, на которых еще блестели белые пятна от срубленных ветвей; они служили опорой для навеса из парусины, и в то же время на них были повешены многие десятки ламп с чисто вымытыми стеклами. Было настолько светло, что можно было читать даже в тех местах, куда падали узкие полоски тени. Что до пола, то не было нужды заботиться о том, чтобы заглушить топот множества ног: он был земляной, и его три раза в день поливали водой, чтобы земля не превратилась в пыль. В центре зала находилась рулетка и другие приспособления, с помощью которых можно было проигрывать деньги. Однако Коркоран не обратил на них внимания. Они предназначались для тех, кто слепо надеялся победить жестокую Богиню Удачи; у него не было такого намерения. Он слишком хорошо знал эту даму, чтобы питать такие легкомысленные и несерьезные надежды. Его взоры были прикованы к маленьким столикам, разбросанным по углам и сторонам огромного зала.

Рев оркестра смолк в связи с окончанием танцев, и из танцевального зала доносились веселый смех девушек и гулкие мужские голоса. Но в игорном зале было тихо, там переговаривались вполголоса. Ставки делались молча, а когда надо было спросить карту, это делалось чуть ли не шепотом, словно играющие боялись, как бы громкой голос не спугнул удачу.

— Клянусь небом, это Коркоран! — раздался возле него гнусавый голос.

Обернувшись, Коркоран увидел тощую физиономию Скинни Монтегю, этого бедуина карточных столов.

— Мне кое-кто шепнул, что ты в городе, Коркоран, — сказал этот человечек, сверкнув на собеседника крысиными глазками. — Я знал, что сюда, где все намазано медом, непременно когда-нибудь залетит пчелиная матка. Где ты сядешь, Коркоран? Ты уже позаботился о партнере? Если нет, то…

Он сделал легкий жест рукой. Несомненно, ему хотелось бы выступить в качестве партнера великого мастера нечистой игры.

— Что за место?

— Тут все честно, пока не появится настоящее дело, то есть пока кто-нибудь не начнет зарываться.

— Где это находится?

Ему указали на круглый стол в углу, где сидели два человека, лениво разговаривая.

— Этот жирный буйвол с красной рожей — сам Ренкин. Я вас познакомлю.

Пока они шли к круглому столу, Скинни продолжал говорить вполголоса, едва заметно шевеля губами:

— А второй, здоровый такой дядя, — один из его самых верных людей. Предупреждаю, Коркоран, за этим столом творится всякое. Во время игры поощряются любые фокусы. Дело только в том, кто именно урвет жирный кусок и не попадется. Но пока еще не нашлось человека, который мог бы тягаться с Джо Крэкеном.

— Это и есть Джо Крэкен? — спросил Коркоран, вглядываясь в мрачное, недовольное лицо знаменитого картежника. — Скинни, я попробую с ними сыграть. Но играть буду один, если ты не возражаешь.

— Конечно, — со вздохом согласился Скинни.

Через полминуты последовала церемония знакомства:

— Мистер Ренкин, мистер Крэкен, позвольте вам представить моего друга Тома Коркорана. Думаю, вам приходилось о нем слышать.

Глаза Ренкина вытаращились на жирном лице, когда он привстал, чтобы пожать протянутую руку, а потом ему чуть не сделалось дурно: он увидел, что лицо профессионального картежника посерело. Крэкен испугался, очень испугался. А если Крэкен начнет проигрывать — ну, тогда пусть Ренкину поможет небо, ибо за этим столом ставкам предела не было, и то, что в его заведении существовал такой стол, было его главной рекламой. А руки Крэкена были главным источником его доходов.

— Я не играю, — сказал Коркоран. — Просто заглянул посмотреть.

У Ренкина отлегло от сердца.

— Что? — вскричал Монтегю и добавил свистящим шепотом: — Они ведь пришли посмотреть, как ты работаешь. Будут говорить, что ты струсил, боишься сесть за стол с Крэкеном…