Макс Брэнд - Игрок

Ренкин прошел в свой кабинет и рухнул в кресло; комната в его глазах вертелась и кружилась, как кружится все в глазах у пьяного. У него в кабинете, как всегда, находился Стивене — Стивене, доверенное лицо, его шпион, крыса, которая прогрызла путь к множеству важных секретов, желтомордый ухмыляющийся дьявол Стивене, который жил в прихлебателях у Ренкина, потому что утратил кураж игрока.

— Отправляйся и присмотри за Крэкеном, — едва выдохнул хозяин.

— А что случилось?

— Коркоран!

— И Крэкен струсил?

— Убирайся к черту! Отправляйся и наблюдай за игрой!

Стивене исчез. Через пять минут он вернулся назад.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Ренкин.

— Все кончено.

На лбу у Ренкина выступили крупные капли пота. Он отхлебнул из серебряной фляжки и дрожащей рукой снова поставил ее на стол.

— Что ты хочешь этим сказать? — с трудом выговорил он.

— Только то, что ставка пять тысяч, — сообщил Стивене, тактично глядя в землю, чтобы не видеть, в каком состоянии находится его патрон. — Но Крэкен спекся. Он весь побелел, стал прямо как бумага. Ни хрена в картах сегодня не видит. Зато Коркоран читает их, как хочет. Сущий дьявол!

Теодор Ренкин со стоном откинулся в кресле и остался так лежать; тело его напоминало своими очертаниями груду бесформенного дрожащего жира, а широкий рот с отвислыми губами так и оставался открытым.

— Уже пять тысяч! — повторив, взревел он, и эта ужасная цифра заставила его вскочить.

— Джо Крэкена ко мне, немедленно! — злобно выкрикнул он.

Стивене в полном недоумении только мигал:

— Прервать игру? Разве это возможно, шеф? А как же наша репутация?

— Заткни пасть, дурак! Давай сюда Крэкена! Крэкена немедленно! Сейчас уже может быть десять тысяч! Он может извиниться и выйти на пять минут, это ведь разрешается правилами, разве не так? Беги, шакал, без оглядки и скажи ему, что надо делать.

Стивене выскочил из кабинета. Он отсутствовал всего несколько минут, но этого времени Ренкину хватило, чтобы взять сигару, зажечь спичку и держать ее перед собой, пока пламя не обожгло ему пальцы. Он выронил спичку, швырнул на землю сигару и топтал ее ногами, пока она не превратилась в черную бесформенную массу. Потом схватил вторую, закурил ее и успел сжевать почти до основания, когда наконец раздались быстрые шаги Стивенса и следом тяжелая поступь Крэкена.

Последний ввалился в кабинет, измученный и изможденный, с видом марафонца, только что закончившего дистанцию. Ренкин дрожал от ярости.

— Ты меня предал, Крэкен! Предал меня! Ты… ты… — шипел он.

— А ну, спокойнее! — остановил его гигант, красноречиво протягивая руку к кобуре.

В тоне его, однако, не было уверенности. Он обратился к стоявшей на столе фляжке, отчасти чтобы выпить и отчасти чтобы не смотреть на Ренкина, уклониться от его обвиняющего взора. Неверной рукой он наклонил фляжку, опустошив ее чуть ли не наполовину, после чего обрел способность встретиться взглядом с хозяином.

— Никого я не предавал, — бормотал он. — Но этот Коркоран, он черт знает что делает с картами! Просто читает их, как по писаному! Я что-то не секу, ничего понять не могу.

— Ах, не сечешь? Не можешь понять? Да черт тебя побери, Крэкен, ежу ясно, что ты просто испугался, струсил, в штаны небось наклал.

Даже лошадь нельзя хлестать слишком усердно, в особенности если в ней есть капля дикой крови мустангов. Длинная тяжелая рука Крэкена стиснула толстое горло Ренкина и швырнула его в кресло.

— Ну, ты, жирная свинья, я же тебя удавлю, ты и пикнуть не успеешь! Пшел отсюда, Стивене! А не то будешь следующим!

Стивене схватился за нож — оружие трусов. Вот удобный случай — исключительная возможность оказать услугу хозяину. Но что поделаешь, дух силен, а плоть слаба. Он не смог достать его из ножен. Прижался к двери и стоял там, дрожа от страха и вслух проклиная себя и свою трусость, из-за которой ему так и не удалось ничего добиться.

Ренкин это видел и только поморщился от отвращения. Этому толстяку не было свойственно чувство страха. Мысль о потере денег — вот что его сокрушило и привело в ярость. Теперь он извивался, пытаясь освободиться от этой железной руки и бесстрашно выкрикивая оскорбления.

Наконец Крэкен его отпустил и отступил назад, утирая злое, красное лицо. Он тяжело дышал, и было ясно, что эта демонстрация силы вернула ему веру в себя и свои возможности. Он почувствовал, так сказать, запах крови и теперь был готов на убийство. Его черные глаза, устремленные на хозяина, грозно сверкали.