Н. Старжинский: Хозяин тайги

— А как зовут тебя?

Девочка не ответила. Легкими, плавными движениями она принялась втирать мазь в больную ногу. «Немая, наверно, — с сожалением подумал Миша, — или плохо понимает по-русски».

— Ну, спасибо, — сказал Миша, когда она кончила. — Спасибо, дочка! — И, притянув ее к себе за руку, ласково погладил по голове.

Она Исподлобья посмотрела на него, скулы у нее порозовели. Девочка быстро собрала свои свертки, туго завернула в клочок синей материи и пошла к двери. У порога она обернулась.

— Настя, — сказала она тихим, глуховатым голосом и добавила, с трудом подбирая и медленно выговаривая слова: — Настей зовут… До свиданья!

Как только за Настей закрылась дверь, Миша позвал Пелагею Семеновну и принялся расспрашивать о девочке. Фрыкина охотно рассказала все, что знала о ней. «Китаяночка» не случайно носила русское Имя. Отец ее, Ли-Фу, долго жил в какой-то дальней деревушке, полюбил там русскую девушку, батрачку, и женился на ней, приняв. православие.

— Золотые руки у Василия, — рассказывала Пелагея Семеновна, вздыхая и покачивая головой: — и плотник, и столяр, и сапожник, — все умеет, а вот счастья бог не дал. К нам он пришел уже в годах. Ну, здесь-то ему больше удачи было, а там, говорят, бьется, бывало, работает день и ночь, а все без толку. Сам и избенку поставил для семьи, сам и огород разбил. Как кто строится, так его зовет. Он и плоты гонял, и зверя в тайге промышлял, и деготь гнал, а достатка все нет… Видно, незадачливый такой! Уж больно прост и доверчив. Его каждый обсчитает, обойдет и над ним же посмеется. Богатеи-то, знаешь, народ какой? Зверье! И у жены его смиренный был характер. Только три года и пожила она с ним. Так вот и зачахла. А незадолго перед тем изба у них Сгорела. Не иначе, как поджег кто-нибудь. Вот какие дела, сынок, творились. Василий-то похоронил жену, сложил в котомочку пожитки, забрал девочку и ушел куда-то в тайгу. Кто его знает, где он бродил, что делал, а потом, смотрим, в наших краях прижился. Вот тут-то мы его и узнали. С девочкой-сироткой к нам и пришел.

— А откуда вам известна его жизнь? — поинтересовался Миша.

— От людей. От кого же больше! Ну и он, само собой, тоже рассказывал… — Пелагея Семеновна доброжелательно улыбнулась. — Что же, мы его уважаем! Есть у нас такой охотник, Гжиба ему фамилия. Уж на что бирюк… — Пелагея Семеновна махнула рукой, вздохнула. — У него и взгляд какой-то дикий… Так и тот с Василием считается…

Миша уже не слушал болтовни старухи. Он думал о том, что Настя живет, к счастью, в другое время и жизнь у нее сложится радостнее, полнее, чем жизнь ее отца.

Иногда к больному практиканту наведывался фельдшер Степан Егорыч. Он нюхал табак, щупал ногу Миши и повторял скучным голосом: «Флегмона…»

Но дело явно шло на поправку. Вскоре Миша начал совершать небольшие прогулки. Он спускался к реке. Удобно устроившись на берегу в теми елей и ветел, практикант с увлечением продолжал писать свою поэму.

Настя приходила к нему по-прежнему. Войдет рано утром, скажет: «Здравствуйте!», посмотрит, как он натирает мазью ногу (теперь Миша делал это сам), и минут через десять-пятнадцать уйдет, поклонившись и сказав: «До свиданья».

Вызвать ее на разговор так и не удалось. Миша несколько раз пытался покормить девочку, но она всегда отказывалась: покачает головой и убежит. Зато Настя иногда брала пищу с собой, если он предлагал.

Видно, ей несладко жилось. Миша узнал у своей хозяйки, что. девочку приютила на время отсутствия Ли-Фу вдова Ерофеевна, та самая кособокая знахарка, которая пыталась лечить его от укуса змеи, и решил, как только представится случай, устроить Настю получше.

Землемер, по всем расчетам, уже заканчивал съемку очередного участка.

Хозяйка напекла Мише блинов, наварила мяса. Дорогу Миша знал. Он попрощался с Настей, со всеми своими деревенскими знакомыми и наутро пустился в путь.

Но не успел отойти и десяти километров, как встретил свой отряд. Практиканта окружили, жали ему руки, хлопали по плечу.

— Жив, жив! — кричали все. — Жив и здоров! Ай да Миша!

— Теперь на отдых, — радостно объяснял Фома. — Ну и загуляем! Пыль столбом, дым коромыслом!.. — Он тряс своей жиденькой бородкой, и глаза его жмурились от удовольствия.

Землемер осмотрел практиканта внимательным взглядом, заставил пройтись — не хромает ли, ощупал его ногу и только после этого поздравил с благополучным исходом болезни.

— Ну, счастливо отделался. Благодари свой крепкий организм! Очень я боялся за тебя.