Н. Старжинский: Хозяин тайги

Даже во сне Миша иногда видел то, о чем он хотел написать. Кошмары больше не мучили больного. Он был всецело поглощен своей поэмой.

Если что-нибудь не удавалось в описании или дрожали руки и пальцы не в силах были удержать карандаш, Миша представлял себе, как обрадовался бы его слабости таинственный враг, и это сразу же прибавляло больному сил.

И странное дело: напряженная работа, которой он посвящал теперь все свое время, не только не изнуряла его, не отнимала последних остатков здоровья, но, напротив, делала его сильнее.

По-видимому, и снадобья Ли-Фу начали, наконец, оказывать свое благотворное влияние.

Дело шло на поправку. Миша ясно чувствовал это.

Он настолько уверовал во врачебное искусство своего нового друга, что отказался даже от услуг фельдшера Степана Егорыча, который вернулся из тайги.

Степан Егорыч был старик, похожий на мельника из оперы. На вопросы он отвечал неохотно.

Миша Попытался втянуть его в разговор, но из этого ничего не вышло.

Зато как интересно было разговаривать с Ли-Фу! Он так много знал, так много видел! Его внимательные раскосые глаза редко меняли свое выражение, а морщинистое лицо казалось бесстрастным. Но Миша догадывался, что у дунгана пылкий темперамент и большая сила воли, помогающая ему держать себя в руках.

Ли-Фу рассказывал о скитаниях по Китаю, в котором он так и не нашел пристанища, а также о своем заветном плане, который давно уже не дает ему покоя.

— Моя трудовой артель поступай, сообща хлеб сей, — говорил Ли-Фу. — Работай там один года, два года, а потом обратно Китай ходи и народа учи: вот как делай, тогда тебя никто не обмани.

— Правильно, — согласился Миша.

— Моя сейчас Трудный положение, — признался Ли-Фу: — мала-мала заработай надо.

— Ничего, Василий Иванович, я тебе помогу, — ободрил его Миша. — Хочешь, поговорю с землемером? Он примет тебя в наш отряд.

— Сыпасиба! Твоя шибко добрый люди!

— Ну-ну, ничего! — Миша смущенно отвернулся. — .Я тебе многим обязан. Ты мне жизнь спас-

Они помолчали.

— Не столько лекарства меня оживили, — продолжал задумчиво Миша, — сколько твои слова о том, что кто-то запутать нас хочет…

— А ваша отряда еще долго тайга работай? — поинтересовался Ли-Фу.

— Да с месяц еще поработаем, пака снег не ляжет. Вот как закончим съемку участка Восточного, перейдем к Долгоозерному. Это немного севернее Волчьих болот, но захватывает краешком и болота, вернее — заболоченную тайгу. Хороший участок. Я уже бывал там. Отведем его и закрепим за кем-нибудь. Люди сразу строиться начнут. Знаешь это место?

Ли-Фу ничего не ответил, будто не слышал. — А ты не знаешь, там бандиты не шалят? — снова спросил Миша. — Я очень беспокоюсь за отряд, особенно за товарища Кандаурова.

Ли-Фу и на этот вопрос не ответил. Он встал, подошел к окну, потер виски, потом вернулся к Мише и, глядя на него сосредоточенным, напряженным взглядом, сказал:

— Моя завтра тайга ходи. Промышляй надо. Пять-шесть солнца ходи: тетерка, фазана стреляй… А твоя лечиса! Твоя другой люди ходи лечи, моя его скажи. — Ли-Фу помолчал и добавил, не меняя тона: — Моя тебе, Миша, шибко привыкла. Твоя хороши люди. Моя тебе добра желай. — Ли-Фу выглянул за дверь, плотно притворил ее и, подойдя к Мише, шепнул на ухо: — Твоя остерегайся. Есть деревня плохой люди. Богатый охотника — все равно кулака. Его плохо замышляй.

Ли-Фу постоял, пристально поглядел на Вершинина, поклонился и вышел.

На другой день, рано утром, когда обычно приходил Ли-Фу, Миша был разбужен осторожным стуком в дверь.

— Входи, входи, Ли-Фу! — дружелюбно крикнул он, сладко потягиваясь.

Дверь медленно приотворилась, и в комнату вошла девочка-китаянка, лет двенадцати, худенькая, гибкая, с большими печальными глазами на смуглом лице и черными гладкими волосами, подстриженными в кружок. Одета она была в синюю короткую курточку и стеганые синие штаны.

Не поворачивая головы, девочка обвела глазами комнату и, убедившись, что ей не угрожает опасность, подошла к постели Миши.

— Здравствуй, — сказал весело Миша. — Ты что, лечить меня пришла? Тебя Ли-Фу прислал?

Девочка молча кивнула.

— Ты дочка Ли-Фу? — допытывался Миша, сразу проникнувшись симпатией к девочке. — Вот не знал, что у него дочь есть! А где твоя мама? А братья, сестры есть у тебя?

Девочка молчала. «Стесняется, — подумал Миша. — В самом деле, засыпал вопросами».

Но не видно было, что девочка смущена. Сев на табуретку у кровати, она насыпала в чашечку порошку, подлила жидкости и стала растирать смесь теми же движениями, что и Ли-Фу.