— Нет, — сказал Ли-Фу и улыбнулся. — Моя — дунган.
— Ну, а хоть бы и китайцем был, что ж тут такого? — удивился Миша. — Значит, дунган ты? Признаться, не слышал о таком народе.
— Дунган, дунган! — Ли-Фу радостно закивал.
Моя папа-мама мусульмансыка религия, моя сам — руссыка религия, моя и женись на руссыка бабушка, моя Василь Иваныч зови…
— Ты, Василий Иванович, зачем пришел? — нетерпеливо прервал Миша. — Я, видишь, нездоров.
— Твоя хворай, — согласился Ли-Фу, соболезнующе покачав головой, — а тут разны люди ходи. — Дунган присел на краешек стула, положил сверток на колени и погрозил узловатым пальцем в сторону двери. — Его подглядывай, подслушивай. Моя прогоняла его.
— Ну, это пустяки. — Миша с трудом перевел дыхание. — Пустяки все это!..
Они помолчали.
— Твоя хворай мала-мала, — повторил дунган, с беспокойством приглядываясь к Мише. — Болезнь шибко злой, а Степан Егорыч тайга ходи. Кому лечи, кому забота есть? Чужой люди кругом. — Ли-Фу стал торопливо развязывать сверток.
— Тебе не бойся, моя худа не делай, — продолжал он. — Моя двенадцать года ваша берега живи. Хорошо теперь живи, охота промышляй, прииска работай, чумиза, риса сей, фанза строй — моя все умей, шибко сочувствуй рабочий люди.
— Это хорошо, — сказал Миша. — Вот ты какой человек…
Голова у Миши была тяжела, все тело ныло и горело, словно натертое крапивой. Правой ногой он не мот пошевелить, — казалось, на нее навалили огромный жернов.
— Значит, все умеешь? — опросил Миша и болезненно, через силу усмехнулся. — Может, и лечить умеешь?
Дунган оживился, радостно закивал головой:
— И лечи могу… Тебе помирай не нада. Моя узнал: молодой землемера змея кусай — скорей сюда ходи, лекарства неси. Тибетский медицина лучший лекарства имей.
Миша с сомнением взглянул на Ли-Фу.
— Что же это за средство? Хуже не будет от него?
Ли-Фу будто ожидал этого вопроса. Нисколько не обидевшись, он с готовностью протянул Мише листок бумажки и карандаш.
— А твоя записка начальнику пиши: «Моя лечись у Ли-Фу». Худо будет — Ли-Фу башка долой.
— Ну-ну, — сказал Миша, — верю и так. Выбирать мне не приходится. Давай лечи.
— Вот правильно, товарищ, шанго! — обрадовался Ли-Фу, вынимая из свертка какие-то пакетики и баночки. — Твоя говори: давно змея кусай? Покажи ранка.
Миша с усилием приподнялся и откинул одеяло, обнажив опухшую тогу. Укушенная пятка была совсем багровая.
Дунган сердито щелкнул языком.
— Ай-ай, худо!.. Давно кусай!..
Миша нахмурился. Его обветренное лицо с острыми скулами и запавшими от болезни глазами приняло упрямое выражение.
— А ты не пугай, — оказал он сердито. — Давно… Ничего не давно! Три дня назад. Хотел обуться, а она в ичиге сидела. Вот и ужалила.
Дунган настороженно слушал.
— Его через портянка кусай? — спросил он недоверчиво.
— Ну да, через портянку!.. — Миша усмехнулся. — Что же она ждать будет, пока я портянку намотаю? Хорошо вот у Пушкина сказано: «Как черная лента вкруг ног обвилась…»
— О, Пушкин! Моя знай, моя читай Пушкина. -
Дунган заулыбался. — Его шибко большой люди, его… Ну, ладно, — прервал он себя, видя, что лоб Миши покрылся каплями пота. — Моя лекарства приготовляй.
Ли-Фу засучил широкие рукава кофты и, вынув из свертка круглую чашечку, стал растирать в ней белую мазь, прибавляя время от времени порошок то из одного кулечка, то из другого.
— Эй, хозяюшка, — позвал он Пелагею Семеновну, — твоя ходи сюда. Моя тебе покажи, как нога тереть надо, как трава заварить и молодой капитана поить…
Миша слышал эти олова уже в полузабытьи.
— Это был человек, — сказал он заплетающимся языком, но довольно явственно.
— Какой человека? — удивился дунган. — Тебе чего говори?
— Человек, — повторил Миша. — Человек положил змею в ичиг…
Больной хотел что-то добавить, но не смог. Лицо его еще больше побледнело, и он закрыл глаза.
А произошло это так.
Миша проснулся ночью от подозрительного шороха. Казалась, кто-то ползет по земле, затаив дыхание. Практикант, схватив двустволку, выскользнул из палатки. Костер потух, лишь слегка тлели угли. Над озером стоял туман.
Миша прислушался. И вдруг затрещали, зашумели кусты у самой палатки, будто кто-то быстро продирался сквозь них. Миша поднял двустволку. Ну, а если это медведь? Дробью его только раздразнишь. Пулей надо было зарядить ружье!
Миша бросился к костру, где сушились ичиги. Он хотел обуться и последовать за ночным пришельцем, чтобы узнать, кто это. Босиком в тайге, да еще ночью, и шага не ступишь. Ичиги почему-то валялись на земле, портянки тоже были не на месте. Кто-то скомкал их и засунул в голенище. Но Мише некогда было удивляться. Выдернув портянки, он стал поспешно натягивать ичиг на босу ногу.
Читать дальше