Н. Старжинский - Хозяин тайги

Под надписью так же старательно было выжжено изображение хищной птицы с пучками стрел в лапах.

— Ах негодяй! — воскликнул Миша. — Так вот кто он такой! Ишь на что замахивается!.. Интервенции новой ждет. И заявочный столб приготовил.

Когда Миша и Настя выбрались наверх, светила полная луна. Ясно видны были в избе тяжелый дубовый стол, на нем графин и два стакана, один из которых был опрокинут. Лунный свет искрился в небольшой лужице на полу.

«А ведь тут не так давно сидели двое», — подумал Миша.

В этот момент вдали раздался выстрел, за ним второй.

Миша выбежал на крыльцо.

— В Мерзлой пади стреляли, правда? — опросил он Панкрата, стаявшего с ружьем наперевес на берегу ручейка-

— Вон в том направлении… Версты полторы будет.

— Пойдем туда! Я уверен, это Ли-Фу. Мы должны задержать его.

Когда они выбежали из кустов, Миша повернулся к Насте.

— А ты иди домой в лагерь, — приказал он девочке.

— Вам без меня нельзя, — сказала Настя. — Утонете в болоте. Я одна знаю дорогу.

Они довольно долго бежали по дну оврага, продираюсь сквозь кусты, Обходя вслед за Настей топкие болотца, по внешнему виду ничем не отличавшиеся от полянок.

Лишь кое-где поблескивала ржавая болотная вода; легкий пар курчавился над нею. Это были опасные незамерзающие топи с теплой водой.

Вон и обожженная молнией осина недалеко от ручья, где находится «золотая россыпь», о которой рассказывал Мише Ли-Фу. Вдруг совсем рядом послышались глухой крик, хлюпанье воды. Среди низеньких кустов, окаймлявших небольшое болотце, засыпанное листьями, Миша увидел черную всклокоченную бороду.

— Гжиба! — воскликнул он, бросаясь к охотнику, которого уже почти по грудь засосало болото. — Держись, сейчас руку подам.

Настя схватила Мишу за полушубок.

— Нельзя! Утонешь…

— Стой, где стоишь! — крикнул Гжиба. — Здесь на каждом шагу топь.

— Но как тебе помочь?

— Возьмитесь друг за друга и тащите!..

Гжиба протянул им дуло своей двустволки. Но трясина держала его крепко. Миша, Панкрат и Настя тянули изо всех сил, казалась, что они сейчас оторвут ствол от ложа, однако охотник не двигался с места, скованный вязкой тиной. Видно было, что он сильно озяб. Руки у него дрожали, и дрожь передавалась ружью.

— Стойте, так ничего не выйдет! — крикнул Миша. — Нам неудобно держать за самый кончик ствола, руки скользят. Сейчас свяжем три дробовика. Это будет надежнее.

Ремнями, снятыми с брюк, плотно скрепили дробовики: два дробовика вместе, стволами внутрь, прикладами наружу, а третий посредине для прочности. Теперь вытягивали Гжибу рывками, по команде Миши. Наконец, совсем уже обессилев, выволокли охотника на берег.

— Вот спасибо, ребята! — пробормотал Гжиба, тяжело дыша. — Когда б не вы… — Он махнул рукой и стал бережно протирать мокрое, залепленное грязью ружье.

Пока выбирались из болотистой пади, охотник рассказал им о своей встрече с Ли-Фу и о том, как дунгану удалось бежать.

Ли-Фу шел впереди. Вдруг, поравнявшись с обожженной осиной, дунган застонал, вскрикнул и, схватившись за грудь, рухнул навзничь. Но едва Гжиба склонился над ним, Ли-Фу со всей силы ударил его ногой в живот и при этом крикнул на чистом русском языке с дикой злобой в голосе: «Вот тебе, собака, склад!»

Охотник покачнулся, отступил, стараясь сохранить равновесие, и вдруг провалился в трясину по пояс.

Ли-Фу вскочил и торжествующе засмеялся: «Говорил я тебе: берегись, плохой смертью помрешь. Вот и сдыхай, собака!..»

Он погрозил охотнику кулаком и, повернувшись к нему стайной, стал медленно удаляться.

«Погоди, я ведь с тобой еще не расплатился!» — крикнул вслед ему Гжиба. Он нащупал в тине выпавшее из рук ружье и выстрелил один раз, затем другой. Словно поскользнувшись, Ли-Фу упал на колено, но сразу же поднялся и побежал дальше, прихрамывая.

— Ранил, должно, в ногу, — пояснил Гжиба. — Далеко не уйдет. — Охотник пожал руки своим спасителям и побежал в лес.

— Подожди! — крикнул Миша. — Мы с тобой…

Но Гжиба не ответил. Через минуту он скрылся за деревьями.

Миша с тяжелым сердцем отправился в эту рискованную экспедицию. Его угнетала мысль, что Кандауров не на шутку рассердится на него за самовольный поступок. Особенно приуныл Миша, когда сидел с Панкратом в кустах, поджидая Настю, ушедшую на заимку. Но землемеру было не до практиканта в тот момент. В лагере произошло несчастье. Умер Фома. Перед смертью к нему вернулось сознание. Он рассказал, что к исчезновению соли не имел никакого касательства, был уверен, что ее Гжиба взял. Но консервы действительно он спрятал, так как боялся Гжибы и тигра, хотел, чтобы отряд скорее вернулся в деревню.