Юозас Пожера - Нет у меня другой печали

Никогда я не был альпинистом. Не привык к горам. Мне здесь не хватает воздуха, немного кружится голова, и все время клонит ко сну. Подъем в горах напоминает жизненный путь человека. Вот взбираешься, пыхтишь, не спуская глаз со своей цели — острого, точно костельная башня, пика, мечтаешь как можно скорей достичь его, перевести дух. А когда достигнешь — видишь, что впереди высятся другие вершины, которые еще предстоит одолеть, и твоя гора — лишь малая часть всего пути. Как в жизни, так и здесь: хочешь не хочешь — приходится иной раз спускаться вниз, к подножью нового подъема, если не желаешь вечно торчать на своей горе, а стремишься к новым вершинам. И так же, как в жизни, здесь необходима последовательность. Не начнешь ведь взбираться с середины. От самого подножья до вершины надо проделать весь путь своими ногами, своими силами. И разумеется, здесь также многое решает подготовленность. Один возвращается с полдороги, а у другого хватает и сил, и воли, и он взбирается с одной вершины на другую, хотя порой бывает чертовски трудно. И мне кажется, что всегда, во все времена, жизненный путь человека будет похож на подъем в горах, и не нужно ни у себя, ни у будущих поколений создавать иллюзию, что, мол, наступит такое время, когда больше никому не понадобится преодолевать свои горы, потому что их не будет, а на пути человека останутся лишь цветущие долины, ни подъемов, ни падений… Нет. Всегда будет существовать большой горный хребет, который предстоит преодолеть каждому поколению. Называется этот хребет — Человеческое Совершенство.

Альпийские луга давно уже кончились, остались где-то внизу. Мы карабкаемся по голым скалам, выискивая надежную опору для ноги. Изредка останавливаемся передохнуть, и тогда я не могу оторвать глаз от Молочного озера, которое ярко синеет далеко внизу, как одинокий, глядящий в небо глаз какого-то великана.

От сигарет у меня в кармане одна труха — пачка лопнула, и теперь мы пользуемся длинной трубкой Комбу. Я достаю из кармана щепотку табаку, набиваю отделанную серебром трубку, затягиваюсь и слушаю, как ветер шепчется о чем-то с горами, жду пушистое облако, медленно приближающееся к нам. Когда летишь самолетом над облаками, всматриваешься в бескрайнюю белоснежную ширь, хочется надеть лыжи и бежать, бежать по этим просторам — такими они кажутся прочными и надежными. Вот и сейчас приближающееся облако похоже на плотную глыбу льда и снега, которая раздавит нас, прижмет к скале или столкнет в пропасть, если не успеешь уцепиться, взобраться на нее и, оседлав, отправиться в небесное кочевье. Но облако редеет, расступается, превращаясь в туман, оно не толкает нас в бездну, не давит, а только обдает лицо прохладным дыханием и плывет своей дорогой.

Комбу оставляет нас и спускается к подножью следующей вершины. Оттуда он снова будет карабкаться вверх, может быть, спугнет горных баранов, погонит их в нашу сторону, и, быть может, нам удастся убить одного архара. Все это лишь — может быть. Но и одно это «может быть» будоражит нас, заставляет быстрее течь кровь по жилам, стесняет дыхание, заставляя прислушиваться к малейшему шороху. Я глубоко убежден: чтобы познать живую природу, надо стать охотником, хоть немножко похожим на наших предков. Есть, разумеется, и другой путь для достижения этой цели — можно изучать естественные науки, годами рыться в книгах, слушать лекции и в конце концов узнать все тайны природы, которые успело разгадать человечество. Однако между двумя этими способами есть одна существенная разница. Наши предки-охотники кормились самой природой, а во втором случае человека кормит наука о природе. Так что это — два разных способа познания, и цена им тоже разная. Много есть тяжелых, неблагодарных профессий. Но профессия охотника, на мой взгляд, резко отличается от всех, ибо за тысячи лет почти не изменилась. В других профессиях люди ввели много новшеств, облегчающих труд, зачастую вместо собственных мускулов впрягают в работу машины. У охотников же за это время почти все осталось по-старому, только вместо копий, дротиков и стрел появились ружья, что несколько удлинило и укрепило руку охотника. Однако суть, главное осталось таким же, каким было и в глубине веков: либо ты обманешь зверя, либо зверь обманет тебя. Более того. За последние десятилетия охота стала, так сказать, профессией отшельников. Если в древности на охоту выходили всей семьей или родом, то современный охотник-профессионал — это одинокий человек, целыми месяцами живущий в глухой тайге, вдали от семьи, отрезанный от мира, от элементарнейших достижений цивилизации. Профессия охотника трудна, требует бесконечной выдержки, а также физических и духовных сил. А главное, никогда нет гарантии в успехе, потому что далеко не все зависит от самого охотника. Не удивительно поэтому, что все меньше и меньше остается людей, избравших это тяжкое ремесло. Я знаю, что многие области Сибири жалуются на нехватку охотников-профессионалов, приглашают людей из других мест, предлагают им богатые зверем участки, но призывы эти чаще всего остаются тщетными. Такое положение создалось в тех краях, где охота считалась когда-то и теперь еще считается самым важным промыслом. Это весьма характерный признак, свидетельствующий об огромных изменениях даже в отдаленнейших уголках нашей страны. По нему можно судить, что у людей теперь есть более легкие способы добывать хлеб насущный, чем охота. На заводе, фабрике, в учреждении, отчасти даже в колхозе существует нормированный рабочий день, один или два выходных в неделю, множество других преимуществ, в том числе и то, что человек трудится среди людей. А у охотника нет ни досуга, ни твердо установленного рабочего времени. Это и заставляет многих расстаться с древней, едва ли не самой древней на земле, профессией в поисках более легкого хлеба. А найти его не так уж трудно. Рабочие руки везде нужны.