Артур Аршакуни - Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга вторая

– … Должна же я увидеть своими глазами эти медленные челюсти!

Гаиафа невольно сжал кулаки.

Святые пророки, и это ничтожество, эта пустоголовая вертихвостка будет приветствовать Тиберия от имени всех колен Израилевых!

Крылья бабочки дрогнули еще раз, явив ему взгляд благонравной послушницы.

– Я подумала и решила, что поступлю правильно, если согласно вере отцов наших явлюсь к тебе для высочайшего благословения и принесу приличествующую случаю благодарственную жертву.

– В таком виде! – не выдержал Гаиафа.

– Однако, Светлейший, и на тебе нет власяницы!

Крылья бабочки снова дрогнули. Теперь на него лукаво смотрела дерзкая девчонка.

Она просто забавляется! Каждый раз, взмахнув своими бесовскими ресницами, она надевает новую маску. Игра, но опасная игра. Берегись.

– Если ты не будешь присутствовать во время жертвоприношения, то жертва от тебя может быть принята, – сухо сказал он.

– Кем, о Гаиафа, – Богом? Или тобой?

Берегись.

И еще раз берегись.

– Согласно Зевахим Кодашим 26 26 Зевахим Кодашим – раздел Торы, регламентирующий жертвоприношения. , жертва благодарения должна быть…

Глаза Ириды неожиданно вспыхнули, ноздри тонко очерченного носа с легкой горбинкой встрепенулись. Гаиафа замолчал.

Воистину внучка Ирода!

– Я знаю Тору, Светлейший! Как-никак, у меня был личный равви. Очень симпатичный, кстати.

Бабочка ее ресниц взмахнула крыльями. На него снова смотрела смиренная послушница.

– Что такое жертва, Светлейший? Как ты ее понимаешь? Объясни мне, в чем ее смысл?

Гаиафа долго смотрел на это лицо с непрерывно меняющимся на нем, словно маска лицедея, выражением.

– Ты хочешь начать новое толкование Писания? – подняв узкую бровь, спросил он.

– Я хочу знать, – продолжала Ирида, – должна ли быть жертва чем-то дорогим для жертвователя, или нет.

– Безусловно – да, – улыбнулся одними губами Гаиафа, – ибо ничего не стоящая жертва не будет считаться жертвой.

– Значит, – Ирида нахмурила свой высокий, бритый по римской моде лоб, – если жертва очень дорога жертвователю…

– …Тогда она будет принята особенно благосклонно, – закончил Гаиафа, отечески кивая головой.

– Хорошо, – Ирида выпрямилась в кресле и хлопнула в ладони.

Вошла прислужница,

В такой же бесстыдной римской тунике!

внесла корзину, прикрытую крышкой, и молча удалилась.

– Вот, – сказала Ирида, и маслины ее глаз стали бездонно-черными, – это – моя благодарственная жертва.

Из корзины донеслось протяжное мяуканье, переходящее в завывание.

Гаиафа молчал, потрясенный.

Вышвырнуть… растоптать… Унизительно! Уничтожить это гнездо порока прямо сейчас… К свиньям поездку к Тиберию!

– Это – моя любимица Пуцци, – весело говорила тем временем Ирида, – мне очень жаль с ней расставаться, Светлейший, так что жертва моя полноценна!

Гаиафа поднял свои бесцветные глаза.

– Ты…

– Да, совсем забыла! – продолжала Ирида. – Я добавляю к моей Пуцци две тысячи талантов на нужды Храма…

Гаиафа молчал.

Две тысячи талантов. Шлюха не стыдится кичиться своим богатством.

– …И две тысячи талантов – тебе, Светлейший, за твое, будем считать, полученное благословение, – закончила Ирида.

Гаиафа молчал.

Потом снова поднял свои глаза. Встретились два взгляда – снулой рыбы и горьких огурцов. Потом запорхала бабочка, и перед ним предстала светская львица.

– Там, у входа, я видела приведенную в твой дом самарянку… – к огурцам снова поднесли факел. – Молода, но полновата… Правда, в вопросах веры это не имеет значения. Изумительный виноград. Откуда такой? Не кармильский ли?

– Нет. Что? – очнулся Гаиафа, беря в руки колокольчик. – Да.

– Значит, не все у нас плохо, не так ли, Светлейший?

Появился молчаливый служка.

– Призови Иоханнана, – отрывисто приказал Гаиафа, взмахом руки отсылая служку прочь.

– Иоханнан? – щебетала Ирида, лакомясь виноградом. – Забавное имя. Такое старомодное, но ужасно привлекательное.

– Иоханнан – самый способный наш молодой священник, – сказал Гаиафа.

Она вытянула узкую, стремительную, словно ручей, ногу, поигрывая свисающей с пальцев греческой сандалией с желтыми – под цвет туники – ремешками. Она заметила, как он украдкой осматривает ее обнаженную до колена ногу. Бабочка вспорхнула еще раз. Она смиренно поставила ноги рядом, сложила руки на коленях.

– Я молю Светлейшего дать мне личного священника во дворец, чтобы наставлять меня и удерживать от кесарийской скверны.