М. Эсаулов - Зов крови - уйти, чтобы вернуться

Вилдернесс всегда был для жителей остальных континентов Нимба краем диким и необузданным, как те морозы, что блуждали по его густым лесам. Подобный стереотип о Северной земле и стал тем корнем, из которого проросли те множественные надуманные слухи, что изваяли лицо этого континента – неурожай, держащий люд на коротком поводке голода, стерегущие на тракте путников медведи и стаи волков, постоянные разбой и разорение, вызванные клановыми войнами ярлов. И эти предрассудки были вполне правдивы, но относились они лишь к той половине северной земли, которая отринула «блага» прогресса, навеянного с юга.

Моей родительнице, не знавшей ни отца, ни матери, пришлось провести шестьдесят восемь лун в застенках церкви имени Алексия Отводящего Мор, в коею её заточил Освальд, священник, заведовавший этим богоугодным заведением и нашедший мою годовалую родительницу на пороге своих владений в поздний осенний вечер. Эмилия в полной мере вкусила всю серость и строгость жизни под кровом божественного храма, и в них она не сумела прочувствовать ни небесную любовь к погрязшим в бренности смертным, ни заботу чопорных монахинь по отношению к своим воспитанникам. Мама с покорной терпеливостью принимала уроки набожности и послушания, но с куда большей охотой она принимала целительскую науку, преподаваемую всем послушникам церквей, носивших имена великих врачевателей.

Ей было предначертано стать рабой милости, целительницей, безвозмездно избавляющей от болезней страждущих. И она блюла свой долг исцеления со всем прилежанием, но отнюдь без удовольствия. Благодарность вылеченных ею несчастных не приносила монет в кошелёк и не умаляла желания вырваться из плена церковных стен в большой мир, а вот торгаши с чернушных базаров Форебисса, скупавшие приготовленные мамой горсти алмазной пыли и сигареты синетравника очень даже этому содействовали. Вежливость, покладистость и робкий взгляд светлых серебристых глазок из-под пушистых ресничек – из этого мама слепила облик благодетельной монахини, который скрывал её тёмную натуру и преступную деятельность.

К лету 1077 года, вошедшему в историю началом на Вилдернессе Кровной войны между Королем Олафом и Кругом Ярлов, мама уже не знала, куда прятать заработанные ею богатства. Грянувшая бойня стала для неё толчком к тому, чтобы покинуть отчизну и найти себе новое пристанище за морем. Народ, разобщённый верой в одного или множество богов, принятием нового иноземного порядка или сохранением древних традиций, истекал кровью, и моя мама не хотела в ней испачкаться. Рабам милости обязывалось прибыть на линию фронта и всячески облегчать участь пострадавших воинов. Все служители церкви Алексия в единодушном порыве взялись за исполнение своей врачевательской миссии, двинувшись на передовую, а моя мама, наконец, дерзнула скинуть с головы чёрный капюшон и дать волю своему истинному нраву. Блистая презрительным цинизмом и звеня монетами в кошельке, мама оставила приютившую её церковь и тех, с кем провела долгие лета. Пока её вчерашние собратья по вере ампутировали раненным рыцарям да пехотинцам загноившиеся конечности и зашивали раны, Эмилия держала путь к берегам более тёплого и мирного края на торговом судне, носившем весьма символичное название «Ларец Фритария».

Сиять золотом своих волос на свету солнца и в окружении необузданных вод моря маме предстояло по мореплавательским меркам не долго – около тридцати дней. Весьма маленький срок для того, чтобы успеть познать все опасности, таившиеся под толщей солёных вод, тем более на тех маршрутах, которые мореходы считали безопасными для плавания. Маме не посчастливилось увидеть прославленных Кракена, или Судножора, но за то ей повезло лицезреть утонченные фигуры русалок, блиставших своей наготой на, выглядывающих из вод, скалах и насладиться пением сирен, смертоносным для мужчин.

Едва корабль пришвартовался к пристани в первом прибрежном городе, как златокудрая нордрийка пустилась в путешествия через весь Митрайский перешеек, стремясь поскорее ступить на его юго-восточные земли. Избежав очищающих костров инквизиции, миновав засады разбойников и чудовищ на тракте, Эмилия достигла желаемого.

На карте мира Сиамма разместилась маленькой красной точечкой, которая ни в коей мере не могла отразить того влияния, которое этот город оказывал на весь мир. Колыбель искусства, оплот науки, приют прогрессирующих умов и матрона идей либерализма – так нарекали Сиамму, город, который открыт для всех. Единственными, кого свободолюбивый град приветствовал тюремным заключением и пытками, так это магов, чьё притеснение и преследование стало чем-то вроде традиции во всех людских государствах.