Владимир Зенкин - Инанта Грёза. Путник

Он поморщился, разогнул ноги, встал с пола.

– Ну зачем ты так, Свет! Думаешь, я не понимаю, каково тебе.

– Каково мне? – я часто моргала, саднила глаза вдруг высохшими наждачными веками. – Каково мне! Я ещё сама не догнала, каково мне. Я догоню потом… потом, когда тебя рядом не будет.

– Свет… – глух, напряжён его голос. – Я никого никогда не любил так. И уж точно— не полюблю. Не поверил бы, что так возможно. Для мужика – под пятьдесят. Для меня… За какие-то десять дней. Это божественное чудо, Свет! Невыразимое словами. Как я теперь без тебя?.. не представляю.

– А я мужу изменила, – ухмыльнулась я. – Впервые. Почему-то ни хрена не стыдно.

– Изменить можно тем, кого любишь. А ты не любила мужа.

– Когда-то…

– Никогда не любила.

– Тебе откуда знать?

– Знаю.

– Знает он…

– «Привычка свыше нам дана. Замена счасти…».

– Ладно тебе! У меня муж хороший. Он меня любит. По-своему. Он мне не изменял.

– Уверена?

– Он, наверное, не смог бы, не решился. Чтобы меня не огорчить. Зато я смогла.

– Свет.

– Помолчи! – («Сделал же, хитрец, моё имя! Мужское «Свет» – хлёсткая, холодная ясность»). – У меня хороший муж. Только вялый немного. Спокойный. Он меня на тринадцать лет старше.

– Велика беда, я на девять.

– Ты совершенно другой. Ты – это ты. Я тебя… страшно люблю. Страшно люблю – почти ненавижу. А его мне жалко. Без меня он пропадёт. Или сопьётся.

– Так и я сопьюсь. Что мне ещё делать?

– Не сопьёшься, ты сильный. Даже имя у тебя – Лев, царь зверей. Свалился на мою голову, зверюга! Как же теперь?.. – в горле у меня опять вспух колючий колтун. – Ничо-ничо, – хрипло заключила я, – не смертельно, жить будем.

Он опять наклонился ко мне, взял, приподнял мой подбородок. Этот бесцеремонный жест меня раздражал и одновременно нравился, я даже сама иногда приближалась к нему, чтобы он так делал, а потом капризно отдёргивалась.

– Погоди, Светка, – («У!.. так даже похлеще; Светкой меня звали лишь в детстве пацаны и уличные подружки… а почему бы тебе не назвать меня «светиком», как шелестит муж; назови меня «светиком» – и я, одним махом, вдребезг тебя разлюблю, и всё кончится… может быть… но нет, зверюга не знает подобных слов»). – Погоди. Ещё раз. Давай взглянем на всё ещё раз, сверху, с высоты. Я говорю – чудо божественное. Миллионный, миллиардный шанс. Нам, счастливцам, досталось такое. Очень немногим достаётся такое. Мы. Две половинки одной целости. Банальщина, да? Но ведь так! Чёрт побери!.. выживут, проживут все без нас! Мы – друг без друга не проживём. А проживём – то будет не жизнь. Ты не хуже меня знаешь – не жизнь. После всего.

Тупой коготь в сердце… шевелится всё отчётливей, всё жёстче. Ага… слишком долго отдыхал, давал мне поблажку? Решил напомнить, думает, я про него забыла. Про него забудешь…

Тупой коготь в сердце поселился много лет назад, смолоду; я давно уже свыклась, приучилась с ним жить в недружеском мире, не злить его по пустякам.

Бывали случаи, когда он делался нагл, изощрён и упорен, и не помогали никакие медикаменты. Когда он совсем уже оголтевал, я криво улыбалась ему, кусая губы от боли и говорила злобно: «Ну, давай, сволочь, вперёд, чего ждёшь… давай, делай своё… Только учти – когда я сдохну, ты сдохнешь тоже. Ты, подлая тварь, жив, пока я жива. Понял, гад? Давай!.. Я тебя не боюсь».

Я его боялась. Он не знал этого. Одумывался. Не сразу. Медленно. Отпускал.

Вот – теперь. «До чего ж некстати! Придётся лезть в сумку за таблетками при нём… э!.. лицо, лицо соблюдай!».

– Что с тобой?

«Разве от него скроешь? Ну-ка – понебрежней улыбочку… умеешь».

– Так, пустяки.

В дегтярных глазах его всплывает тревога.

– Не обманывай, я же вижу.

«Обманывай же, давай, дура!.. лицо скорей делай, взгляд… А впрочем – зачем? А пусть знает».

– Да, а ты думал – я здорова, как молодая лань? Да, увесистый сердечный букетик. Да, кардио-диспансер – мой второй дом. Да – вот видишь – полсумки медикаментов. Ты извини уже…

Он терпеливо ждал. Проглоченные таблетки помогли на удивление быстро.

– Там и у медицины возможностей больше… – неловко вздохнул он.

– При чём здесь возможности?

– Н-ну, в общем… Разумеется. Тебе, конечно решать. Я прошу тебя, Свет…

– Ты-то холостой.

– Разведённый.

– Дочь, говоришь, взрослая.

– Двадцать пять лет. Живёт в Калифорнии.

– Вот. А у меня сыну – одиннадцать. Всё понимает.

– Значит – поймёт.

– С ума сошёл? Чтоб я его оставила!?

– Кто говорит – оставила? Только с ним. Он привыкнет. Одиннадцать – замечательный возраст.