Владимир Зенкин - Инанта Грёза. Путник

Окружающие взволнованно переговариваются. Кто-то пытается встряхнуть женщину за плечи. Кто-то, открыв бутылку с минералкой, брызгает ей в лицо.

Я подошла вблизь, взяла её руку, пытаясь нащупать пульс.

– Проверяли уже, – вздохнул пожилой толстяк в бейсболке.

Подошедший вслед за мной мужчина быстро сбросил с плеча на траву свою сумку, сделал отстраняющий жест для всех.

Подошедший был высок, костист, крупнолиц. С большим загорелым лбом и залысинами.

– «Скорую» вызвали, надеюсь? – резко спросил он.

– Само собой, – кивнул толстяк.

– Объяснили в чём дело?

– Ну да. Мол, женщина в тяжёлом обмороке. Сердца почти не слышно.

Мужчина тронул пальцем сонную артерию лежащей.

– Уже – не почти… Давно лежит?

– Минут несколько, – отозвалась яркая загорелая дама в розовых брюках. – Она впереди меня шла, как-то неуверенно, осторожно шла. Потом свернула к скамейке и вдруг начала крениться… Я подбежала, уложила её. Вот.

– Т-ак… – лобастый оглядел собравшихся, показал рукой на меня. – Иди-ка сюда, – повинуясь его жесту, я подошла к торцу скамейки. – Фиксируешь ей голову. Чуть нажми на щёки, чтобы рот был открыт. Спокойно.

Руки мои слегка дрожали. Лицо женщины – сырой мел, губы сизы-бескровны, сомкнутые веки неподвижны, но кожа – я ощутила ладонями, удивилась, успокоилась – тепла живым, лёгким теплом. Я, присев на корточки, придерживала ей голову. Губы её раздвинулись.

– Она не умрёт? – тихонько спросила я.

Он, наклонившись, упёр ладони ей в грудь.

– Будем звать назад. Далеко не ушла. Обязана вернуться.

Жёсткие, частые нажимы на грудную клетку – вот-вот хрустнут рёбра – быстрый наклон к губам – вдувы-выдувы воздуха… опять злые нажимы-приказы оцепеневшему сердцу – опять воздушные встрясы из губ в губы – команды бессильным лёгким…

Грудь женщины ходила ходуном под уверенными руками профессионала. Но он убирал руки – и грудь опять оставалась в прежнем зловещем покое.

– Эй! Подруга! Ну-ка без глупостей! – рычал лобастый, вновь принимаясь за работу. – Нам с тобой ещё жить да жить. Слышь, не упрямься! А ну, шагом марш назад!

В моих ладонях была её голова, шея, сонные артерии. В них, вдруг казалось мне, что-то начинало вздрагивать, но сразу понимала я, что это не она, что это пульсы в моих пальцах, это моя кровь стучится в неё…стучится… «Пожалуйста, отзовись! – шептала я ей. – Прошу тебя, пожалуйста, ответь мне!.. ответь мне тем же – тонкими счастливыми стуками ожившей крови».

Но ответа не было, время уходило. «Где ж эта проклятая «скорая»!». Стоящие рядом напряжённо молчали. А мы с ним свирепо работали: он – своими руками и лёгкими; я – своими пальцами, пульсами, своей настойчивой кровью – стучались, ломились в неё…

Открытый лоб женщины был передо мною. Заметные складочки над переносьем – прожитое-пережитое. Тёмные подкрашенные волосы с просветами у корней. Женщина была старше моей матери. Но ещё совсем не старая. Строгое худощавое лицо. Не иначе – сильно чувствовала, много думала. Но, наверное, не думала, чтобы вот так… на скамейке…

В моих глазах защипало. Потом я вздрогнула. Оттого что что-то случилось. Через мои раскалённые ладони, через её сомкнутые веки… через невесть что ещё – я поняла. Случилось. Плохое. Ужасное. Хотя её кожа была по-прежнему тепла и упруга, лицо бледно и спокойно.

Лобастый убрал руки с её груди, поправил её бежевую блузку, выпрямился, глянул на часы. Сокрушённо вздохнул.

По аллее к нам ехала белая карета «реанимации».

– Последняя надежда – дефибриллятор. Хотя…

Я почему-то знала, что не поможет ей даже чудодейственный, неведомый мне «дефибриллятор».

– Отпускай. Чего ты держишь? – с лёгким недоуменьем сказал лобастый.

Но я не убирала ладони, не могла. Что-то мне надобилось уловить из того, от неё уходящего. Я пыталась… а наверное, не я, а она пыталась что-то важное передать мне… про себя. Колкий озноб сквознул по спине. В глазах вскипела холодная щёлочь.

Потом я стояла в стороне и смотрела, как женщину спешно укладывали на носилки, как носилки вдвигали в священный сумрак реанимационной кареты, как лобастый на ходу объяснял что-то монолитному строгому врачу, и тот кивал, закрывая дверцу.

Наблюдатели, обменявшись последними озабоченными фразами, расходились. Лобастый тронул меня за плечо, спросил, всё ли в порядке. Я что-то пробормотала, покивала головой.

– Ты молодец, – бросил он на прощанье. – Успокойся. Не бери слишком близко. Бывает!