Евгения Никифорова - Тамерлан. Дорога в Самарканд

– Разве тебе не рассказывали ту легендарную историю?

– О том, как ты пожертвовал местом в Совете ради мусульманских проповедников? Это похоже на тебя, но всё же… Всё же трудно принять за правду. Ты для подобных дел чересчур высокомерен.

– Не когда это касается религии, – строго отрезал Тимур. – Похоже, ты меня совсем не знаешь, Тбиат.

– О, нет. Обмануть противника тебе ничего не стоит. А будь иначе – предпочёл бы и дальше оставаться псом хана. О чём ты думал, когда освобождал сейидов? Уж не о загубленной душе точно, – Хусейн пытливо выискивал в карих глазах ответы, которых бы выдали негодование и задетая гордость. – Знаешь, почему я не любил играть с тобой в шахматы? Ты просчитываешь все варианты. Все без исключения. Каждое принятое тобой решение – это всегда часть большого плана.

– И какая же роль отведена мусульманам?

Тимур не гневался, не спорил и, как ни странно, не собирался защищаться. На смуглом обветренном лице возникло знакомое Хусейну выражение недоумения, вопрошавшее, почему он так легко был разоблачён.

– Ты ещё хранишь его, верно? – Тбиат опустил взгляд ниже, на грудь собеседника. – Ярлык, выданный моим дедом.

– Храню, – барлас печально улыбнулся. – У тебя он тоже есть.

– Значит, мы оба сумасшедшие. Возродить Туран… Раньше это казалось соблазнительной идеей.

– Исламская община поддержит нас. Правители улуса не черпали силы у шейхов, поэтому проигрывали в главной войне – за свой народ. Хан утратил влияние на мусульман, большинство из них, скорее всего, примкнут к сербедарам. Ильяс-Ходжа в ловушке: он не может покинуть Самарканд, а если сделает это, трон захватят нечестивцы, – Тимур отметил, что Хусейн внимательно его слушает. – Под столицей целая сеть лабиринтов, сотни лазеек. Я побывал однажды в их укрытии: место более чем надёжное.

Жестом молодой черноволосый эмир предложил гостю сесть.

– Сербедары. Не говори, что мы должны заключить с ними союз. Они убили Казгана.

– Боюсь, это не было сведением счётов. Ничего личного, Хусейн. Они хотели обезглавить Хорасан и только, – поймав злобный взгляд друга, Тимур поправил. – Сербедары будут противиться любой власти, кроме собственной. Как только возьмём Самарканд, они объявят и нас врагами.

– Собираешься их использовать?

– Пока здесь Ильяс-Ходжа. Как только сын хана покинет Мавераннахр или умрёт – тогда и разделаемся с нечестивцами.

Мужчины разлили кумыс и попробовали несколько кусочков мяса, прежде чем продолжить разговор. Языки обжёг кисловатый вкус молока, сухая конина с прожилками с трудом проталкивалась сквозь горло. Пищей не брезговали – своё требовал желудок. Обоим одинаково подумалось в тот момент, что в ловушке они заперты вместе с Ильясом. Но враг, по крайней мере, с голодом не боролся.

– Мавланзаде, – молчание прервал Хусейн. – Почему дядюшка вдруг упомянул его имя? Сербедары обычно прячутся в тени.

– Я не вижу ничего странного. Слава – большое искушение для любого выдающегося человека, а он, нисколько не сомневаюсь, личность именно такая. Чтобы путать умы людей разных сословий, вести их к добровольной гибели… Он весьма талантлив.

– Прикрывает делишки именем Всевышнего. Ильяс недаром решил город очистить. Испугался. Если даже мой родственник честь продал Мавланзаде, разве теперь можно доверять чьим-то клятвам?

– Останься верен себе, – ответил Тимур с полуулыбкой. – Такой совет однажды дала мне сестра. Главное, сказала, не изменять своим принципам.

– У нас мудрые сёстры, – Хусейн посветлел лицом. – Как там моя Ульджай? Слышал, она очень помогла тебе.

– Госпожа выдержала испытания самым достойным образом. Отомстила за повелителя.

– Жаль, меня рядом не было, – эмир попытался скрыть горечь за глотком кумыса. – Ульджай моё сокровище, я обещал деду беречь её.

– А она бережёт тебя.

– Это верно. У Ульджай сердце воина. Горящее, словно тысяча факелов, – Хусейн покачал головой. – Ей давно пора замуж, но кому я отдам такую девушку? Кругом одни предатели.

– Отдай её мне.

На мгновение померещилось, что сидевший напротив мужчина и не мужчина вовсе, а опасный зверь – неистовый, алчный. Тбиат смутился: в душе запели слабые, неуверенные отголоски беспокойства. Он удостоил гостя долгим пристальным взглядом, который после обрёл понимание, куда вдруг подевался старый добрый Тимур, сосредоточенный и расчётливый. Барлас весь подобрался, точно готовился к бою.

– Аллах, да ты влюблён!