Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

От обильной еды и вина, от монотонного пения императора у всех заговорщиков непроизвольно стали клониться головы на подушки. Иные засыпали, резко вскидывали головы, когда Нерон откашливался, говорил:

– А вот здесь я решил спеть по – другому, чем в прошлый раз. Я думаю, что вам это понравится.

Во время пения он забыл о своих подозрениях и страхе. Сонный вид его друзей внушил Нерону спокойствие и удовольствие от собственного пения. Огромная поэма не могла быть спета за один вечер. Через три часа Нерон остановился, выслушал аплодисменты, горячую похвалу друзей и покинул триклиний.

Утром гонец Августа вошёл в спальню Отона, разбудил его и передал приказ императора: немедленно отправиться в Испанию и принять северную провинцию в своё управление. Во дворе Отона ждала его новая свита, похожая на стражу: ликторы, преторианцы и чиновники. Свита не позволила Отону встретиться с кем-либо из друзей, почти насильно она посадила патриция в повозку и повезла на окраину империи в почётную ссылку. Он плакал в дороге. Он единственный из друзей Нерона, благодаря защите Поппеи, останется в живых и вернётся в Рим, чтобы стать императором.

Нерон в тот вечер покинул друзей в благодушном настроении от своей великолепной игры на кифаре, от пения, которое все называли «блистательным», «нечеловеческим». Он шёл по пустынной ночной улице, спешил во дворец, чтобы как можно скорей заняться лепкой композиции, названной императором, как всегда, просто и скромно: «Август, убивающий льва». Как всегда он шёл быстрым широким шагом, так что его охрана вынуждена была бежать за ним, наполнив пустынную тихую улицу грохотом окованных железом сапог. Тегеллин бежал рядом с Нероном и, недовольный тем, что император забыл об опасности, начал торопливо говорить о преступных замыслах префекта Руфа, который, якобы, был тайно влюблён в божественную мать. И теперь вынашивал мысль о мщении, поэтому и оказался на пиру патрициев. Нерон похохатывал и не верил Тигеллину, помня прочитанные книги о заговоре Сеяна. Тот оболгал всех, чтобы император Тиберий уничтожил мнимых заговорщиков и остался бы один. Нерон перешёл на бег, потому что хотел, как можно быстрей, оказаться в своей мастерской и посмотреть в зеркала на только что придуманные им танцевальные движения тела. Нерон давно мечтал выступить на состязании танцоров, и тайно от всех, как ему казалось, упражнялся перед зеркалами.

Как вихрь, он вбежал в мастерскую, где ярко горели факелы, потому что рабы знали страсти императора. Он остановился перед зеркалом и, тяжело дыша, начал двигать бёдрами, наигрывая на кифаре мелодию танца. Движения были постыдные. Даже Тегеллин смутился и отвёл взгляд в сторону.

– Этим новым танцем я поражу всю империю! Я ввергну её в трепет! – с удовольствием глядя на своё танцующее отражение, воскликнул Нерон. – Где глина!? Где моя композиция!?

Сильными движениями рук он начал бросать глину на тело льва, мысленно борясь с ним, рыча и вскрикивая.

– Софоний, что обо мне будут говорить через тысячи лет? – прорычал он, нанося яростный удар кулаком по затылку льва.

– Только одно: «божественный во всём». Однако же Отон, Руф – предатели. И Паллант заговорщик. Нахапал сотни миллионов сестерциев. А ты, Август, испытываешь недостаток в деньгах.

– Найди обвинителя… – Нерон поморщился, вспомнив, что Октавия по-прежнему была его женой, а народ любил её. – Софоний, нужно опорочить Октавию.

– Это будет нетрудно, Август.

– К моему приезду в Рим дело передай в сенат. Сам буду разбираться в её измене супружескому долгу.

– Август, никто не поверит.

– Да, поэтому немедленно вызови сюда убийцу… – Нерон умолк и настороженно посмотрел в дальний угол мастерской, хрипло добавил: – … убийцу лучшей матери империи. Мерзавец, как он посмел убить её, не слушая мою просьбу: «Не делай это, заклинаю тебя всеми богами Олимпа!» Я даже встал на колени перед ним. Я, бог!

Нерон замер, потому что мысленно увидел себя, стоявшего на коленах перед ничтожеством, который не умел ни плавать, ни читать, ни говорить по-гречески. Увидел себя с умоляюще простёртыми руками, услышал свой крик: «Не убивай мою мать!»

– А он убил её! Ублюдок! Как я его ненавижу!

– Август, мерзавца пора отправить к божественной матери. Я уверен, что она его ждёт.

– Может быть, – уклончиво ответил Нерон, работая пальцами над изображением своего лица. – А покамест эта сволочь должна признаться в сенате как она обольстила мою жену. А потом весь его рассказ, без изменений, каковы бы ни были подробности, опубликовать в газете.