Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

© Виталий Конеев, 2022

ISBN 978-5-0056-0565-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Исторический, авантюрный роман

(Автор: Конеев Виталий Матвеевич)

…И вдруг в тишине раздался громкий храп…

Несколько минут до этого император Нерон стоял во внутреннем помещении театра, взволнованный, утирал влажное лицо рукавом девичьей туники. А едва он надевал маску юной девушки, как вновь снимал её и торопливым жестом руки смахивал со лба обильный пот. Император задыхался от волнения. Он вздрогнул крупным телом, когда мимо него на сцену скользнул актёр Грек Пирр, семнадцатилетний никому неизвестный юнец, который, тем не менее, нравился публике своей красотой, голосом, порывистыми движениями рук. А если он пел, то люди переставали чавкать и глядели на него. Едва Грек умолкал, зрители без приказа разражались бурными аплодисментами и настойчиво требовали повторить. Впрочем, такими же аплодисментами и криками они награждали и Нерона. Тем более что на первых четырнадцати рядах сидели «августинцы» – триста юношей всаднического достоинства. Треть из них были вольноотпущенники Нерона, то есть бывшие рабы.

Префект претория Софоний Тегеллин стоял сбоку от всадников, следя за сценой и за людьми, чтобы в нужный момент дать «августинцам» условный сигнал. И тогда раздавались или греческое гудение носами, которое очень нравилось императору, или мерные плески ладонями, или слитный, шумный выдох: «О!» или смех, или клакёры подавались телами вперёд, протягивая руки в сторону императора, изображая лицами горе. Перед всадниками в орхестре сидели сенаторы из страха своим отсутствием в театре возбудить подозрение Нерона. Среди сенаторов занимали места и полководцы, известные каждому гражданину империи своими блестящими победами в далёких провинциях. Нерон не верил им и постоянно держал их около себя. И они вынуждены были гудеть носами и делать всё прочее по команде любимца императора и соучастника его дневных и ночных оргий префекта Тегеллина. Что до толпы пролетариев, то им было всё равно, что происходило на сцене, лишь бы было на что смотреть. Они с рассвета до заката солнца сидели на трибунах и укладывались спать на лавках, чтобы утром вновь смотреть на сцену.

Вольноотпущенники наперебой успокаивали Нерона, а он бормотал, порой со стоном:

– Нужно сделать так, чтобы Грек на выходе со сцены запнулся на потеху толпе.

– Будет сделано, патрон.

– Всем молчать! Я могу забыть слова. Дайте мне копьё.

Руки императора тряслась, когда он взял золочёное копьё и поправил висевшую на плече кифару. Пьесу «Гибель Трои» он сам сочинил. И так как Нерону страстно хотелось сыграть роль девушки на сцене, то он, разумеется, вспомнив, что мать Ахиллеса с первых лет его жизни внушила мальчику, что он девочка Гекуба, ввёл в пьесу сон Ахиллеса. Однако этот сон с помощью чар увидел халдей Трои и решил погубить Ахиллеса, войти в его сновидение с воинами Приама. И вот они на сцене замыслили гибель Героя.

Маска закрывала только верхнюю часть лица Нерона, чтобы губы его были открытыми для страстных речей и, не менее, страстного пения. Император не решился сбрить рыжую бороду или загримировать её, уверенный, что своим искусством он мог заставить зрителей забыть, что на лице девушки Гекубы рыжая борода.

Он выскочил на сцену, по-прежнему взволнованный, и крикнул, с ужасом отметив, что его голос стал сиплым:

– Вот вы где, злодеи, способные только воевать со слабыми женщинами! И ты, Гектор, здесь, хотя я ждал тебя на поле битвы!

Нерон злобно взглянул на Грека и забыл слова длинной речи. У императора ненависть к таланту юнца была так велика, что он размахнулся копьём и со всей силы ударил им в лицо актёра, игравшего роль Гектора, хотя вначале «девушка Гекуба» должна была перебить его сообщников вместе с хитроумным халдеем. Грек в ужасе нырнул под копьё, бросился на подмостки и затих. И тогда император вынужден был поразить копьём всех остальных актёров. От его ударов спрятанные под плащами пузыри полопались, и сцена обильно покрылась бычьей кровью.

Нерон, тяжело дыша, снял кифару с плеча и, глубоко вобрав в лёгкие воздух, хотел запеть песнь победы, и вдруг в тишине раздался громкий храп…

На верхних рядах театра кто-то мыкнул, но ему тотчас зажали рот. Зрители оцепенели, глядя на императора, у которого во время его стремительного движения по сцене слетела с лица девичья маска. И теперь оно было искажено гримасой страдания, потому что нашёлся кто-то на трибунах, кто не оценил его талант, более того, он заснул, не желая смотреть на блистательную игру императора.