К императору подошёл Тегеллин, озираясь по сторонам. Тихо сказал:
– Август, всем известно, что в это время ты ходишь в термы.
– Говори точней, – отрывисто, между торопливыми глотками воздуха, ответил Нерон, уже предчувствуя нечто неприятное для себя.
– Мне только что передали, что Августина ждёт тебя на пути к термам в носилках с занавесками.
Нерон судорожно сжал двумя руками кифару с порванными струнами.
– Продолжай.
– Август, я не смею сказать тебе.
– Говори. Приказываю! – с угрозой в голосе крикнул Нерон.
– По городу ходят слухи, что.… Нет, не смею, – с нарочитым стоном пробормотал Тегеллин, закрыв лицо руками и внимательно глядя на императора в щель из-за толстых пальцев.
– Я догадываюсь. Говори.
– Ты, Август, вступил в кровосмесительную связь с Августиной. И якобы были пятна на подушках носилок, в которых ты и твоя божественная мать находились за закрытыми занавесками.
– О, – иронично улыбаясь, ответил Нерон, – вот зачем Августина плотно закрывала занавески.
– Да, она хочет приучить тебя и народ к мысли, что брак между вами неизбежен. Ведь ты боишься ей, Август.
– Заткнись, Тегеллин. Не смей говорить так о моей божественной матери, иначе я разобью кифару о твою голову, – прорычал Нерон и крикнул в пространство: – Дайте мне кифару, освещённую в храме Аполлона!
Он стоял голый в окружении своих вольноотпущенников и друзей и морщился грязным лицом. Он хотел быть в этом мире актёром, поэтом, певцом, кифаредом, великим спортсменом. Чтобы спустя тысячи лет люди восхищённо говорили бы о нём: «О! Я знаю! Это известный всем Нерон. Его сладкий голос и поныне никем не превзойдён!» Император мысленно видел огромные толпы людей, которые нескончаемым потоком шли мимо его статуй великого олимпионика, великого кифареда, великого певца и великого актёра. Люди на разных языках говорили: «Великий… великий… великий…» Нерон был весь в далёком будущем, как вдруг услышал рядом с собой раздражённый голос Тегеллина:
– Август, вернись на землю!
Император вздохнул, оторвался от созерцания чудесных видений его славы и быстро перешёл к земным делам:
– Смойте с меня грязь. Я иду за Поппеей.
И опять прозвучал вечно недовольный, скрипучий голос Тегеллина:
– Август, на том пути тебя ждёт в закрытых носилках Акта.
– Хм… а разве отменён закон, запрещающий частным лицам использовать носилки с занавесками?
– Каков будет приказ, Август?
Несмотря на падение, Нерону понравилась гонка, и он был в благодушном настроении, к тому же ему хотелось встретиться с любовницей Актой, красавицей Актой. Её в своё время подарил Нерону Сенека. Она была рабыней. А после того, что Акта показала императору в постели, он громовым голосом приказал заковать её в кандалы и вызвать претора. Претор торжественным, медленным жестом руки опустил свой жезл на кандалы, что сковывали нежное тело рабыни, и произнёс формулу. Действие претора означало, что девушка никогда не была рабыней и отныне получала статус «гражданка Рима». Теперь она была богатой.
Но, взяв в руки новую кифару, император тотчас забыл о любовнице, о сладких минутах стремительной гонки, начал настраивать струны, к которым никто не смел прикасаться, кроме Августа.
Когда он закончил настройку инструмента и ласковым движением провёл по струнам, и услышал их нежный звук, то в порыве чувства громко воскликнул:
– Скоро я сложу с себя звание принцепса и уеду в Ахайю, где буду кормиться ремеслом кифареда и певца!
Гай Петроний один из первых ударил в ладоши, а Сенека, бывший воспитатель Нерона, сказал, сильно напрягая голос, чтобы все друзья императора услышали его слова:
– Тебе не надо так говорить. Народ не поймёт твоей шутки.
Скользящие по струнам кифары пальцы Нерона остановились. Нерон приятно улыбнулся Сенеке.
– Твой совет, как всегда мудрый. Я воспользуюсь им. – Он быстрым шагом направился во дворец и сказал тихо, сквозь зубы Тегеллину, который хромал рядом с патроном: – Сделай так, чтобы Сенека сегодня не приближался ко мне. Сволочь, он по-прежнему пытается руководить мной, словно я не император, а его ученик.
– Август, ты умнеешь с каждой секундой. К тому же Сенека никогда не называет тебя Августом.
– Займи моих друзей хорошим обедом, а я займусь государственными делами, – ответил Нерон и прибавил шаг.
Он давно заметил вольноотпущенника Магна, составителя всех речей императора, с которыми он обращался к друзьям, к матери, к сенату, к народу. Магн – плешивый, кривоногий коротышка – держал в руке связку вощёных табличек и скромно стоял в стороне от свиты Нерона. Он и во дворец прошёл последним, но едва Магн вступил в императорский кабинет, как принцепс прыжком бросился к нему, вырвал из его руки связку и сел за стол.
Читать дальше