Василий Стенькин - В осажденном городе

При виде председателя Совета и дежурной мужики притихли.

Председатель поздоровался с Прошиным и Тарасовым, с которыми не раз встречался, поклонился Земскову. Узнав, по какому делу они приехали, приказал Лукичу — тому самому разговорчивому старику — запрячь лошадь, чтобы поехать на место происшествия.

Земсков возразил: пока доедут туда — стемнеет и пользы от поездки не будет. Все согласились с ним, и поездку отложили до утра.

До поздней ночи они опрашивали жителей села — родственников и тех, кто близко знал убитых. Среди полутора десятка опрошенных нашелся человек, откровенно поделившийся наблюдениями.

Дородная, лет пятидесяти пяти женщина, со светлыми волосами и большой темной родинкой на щеке, рассказала, что у ее соседей Булановых в тот день пьянствовали. К их сыну Алексею откуда-то приехал дружок; по слухам, собирается жениться на Маньке Булановой — сестре Алексея.

Под вечер Алексей и его дружок запрягли лошадей и поехали: заявительница из окна видела, как они укладывали в возки топоры и ружья.

— Я еще подумала, куда это они собрались на ночь глядя, — сказала женщина. — Вернулись поздно, разгружали тяжелые мешки, скорее всего с зерном или картошкой.

Мать убитого Белова рассказала: ее сын Федор и Григорий Рыженков везли продавать в Нижний Ломов по пяти мешков ржи и по два мешка картофеля. Лошадь, на которой поехал Федор, возвратилась ночью, телега была пустой.

Эти показания привлекли внимание чекистов; настораживало одно: двадцатисемилетний Алексей Буланов, находясь на службе в Красной Армии, стал членом РКП(б).

— И все-таки надо проверять, — твердо сказал Земсков. — Перерожденцы и перевертыши, к сожалению, еще существуют на белом свете.

В чекистской практике редко бывает, чтобы первый же сигнал, как в этом случае, привел к раскрытию опасного преступления. Обычно приходится разбираться в сложном переплетении многих человеческих судеб, в запутанном лабиринте догадок и предположений, в невероятно убедительных совпадениях, которые на первый взгляд кажутся прямыми или косвенными уликами, а при проверке не подтверждаются.

Алексея Буланова и его приятеля Ивана Егорушкина задержали, при обыске у них нашли вещи убитых, обрез трехлинейной винтовки, топоры, не отмытые от крови, — неопровержимые улики и доказательства их вины.

Задержанных доставили в Нижний Ломов, оформили арест. В ходе следствия была восстановлена полная картина преступления.

Буланов и Егорушкин знали, что их односельчане едут в Ломов, как правило, вечером; останавливаются у знакомых или в доме крестьянина, а рано утром распродают на базаре продукты своего крестьянского труда.

Во время пьяного застолья Егорушкин, ранее судимый за ограбления, предложил Алексею Буланову пойти на легкий заработок. Отец и мать Буланова пытались отговорить сына от опасного шага, но тот ослушался.

В сумерках Буланов и Егорушкин выехали на большую дорогу, укрыли в лесопосадке лошадей и повозки, стали ждать.

Вскоре показались Рыженков и Белов, они шли рядом с возами, спокойно беседовали между собою. Когда приблизились к месту засады, Егорушкин вышел на дорогу и, не говоря ни слова, три раза выстрелил в Рыженкова, передал обрез Буланову, чтобы тот убил Белова. Сам же достал из-под кошмы топор и несколько раз ударил мертвых уже Рыженкова и Белова. Трупы перенесли в лес и засыпали прошлогодними листьями и ветками.

Мешки с рожью и картофелем перегрузили на свои телеги, забрали у убитых документы, деньги, сняли чуйки; чужих лошадей повернули в сторону села.

На суде Егорушкин и Буланов, чтобы смягчить свою вину, говорили, что совершили преступление «по своей темноте и несознательности», что их вынудил на это «нестерпимый голод». Суд решительно отверг беспочвенные объяснения подсудимых и приговорил их к расстрелу. Но это случилось двумя месяцами позже.

А в тот вечер, когда возвратились из Кувак-Никольского в Нижний Ломов, Василий пригласил Земскова к себе: ему тогда очень хотелось поговорить с Сергеем Степановичем, проверить порою возникавшие у него сомнения, найти ответы на вопросы, которые выдвигали события тех трудных лет.

— Вот моя келья, тут я и живу, — сказал Прошин, вводя гостя в свою комнату.

— Ну что, отличная келья, для одного человека вполне подходящая, а для двоих — еще лучше, — пошутил Земсков, оглядывая жилье. — Не собираешься жениться-то?

— Есть такая задумка, — признался Василий.

— Выбрал, конечно, самую красивую в уезде девушку?