Василий Стенькин - В осажденном городе

— Виноват, товарищ капитан, все неожиданно случилось, — оправдывался милиционер. Но когда ему предложили идти к дороге, где стоят машины, он решительно отказался и вместе с ними продолжал путь к слиянию рек.

Впереди снова послышалась стрельба, а затем раздался взрыв. Когда Прошин, Кочергин и сотрудник милиции подбежали к товарищам, там было уже все закончено. Два агента, укрывшись под крутым берегом, обстреляли группу из автоматов. Младший лейтенант госбезопасности Кочин метнул гранату, один шпион был убит наповал, а второй — смертельно ранен. Остальные вражеские агенты сдались без сопротивления, они указали заросший овраг, где были укрыты взрывчатка, бикфордов шнур, взрыватели, радиостанция, провокационные листовки, запас продуктов.

Доложив обо всем этом Александру Ивановичу Воронину, Прошин вернулся к себе, пригласил Ашихманова и попросил доложить, что рассказывает о себе Морозов, работавший в абвергруппе-104.

— Да, не сладко им было там, — сказал Василий Степанович, прочитав объяснения Морозова.

Михаил писал, что, находясь при абвергруппе, они использовались на разных хозяйственных работах: пилили дрова, заготовляли воду, топили печи. Ночами вывозили в овраги и закапывали трупы расстрелянных. Бывали и такие случаи, когда их впрягали в крестьянскую телегу, загруженную камнями, кирпичом или бревнами, и они везли тяжелую поклажу к линии фронта, где строились оборонительные укрепления. Сопровождал немецкий солдат или ефрейтор с автоматом, покрикивавший на них, а иногда пускавший в ход казачью нагайку.

— Что же нам делать с ним? — спросил Прошин, отодвигая исписанные почти школьным почерком листы.

— Может быть, вернуть с нашим поручением в абвергруппу?

— Мало толку — неопытен; а потом жалко парня: погибнет он там ни за что ни про что. Отправим в военкомат, пусть воюет.

— Хорошо, Василий Степанович!

— А что ты приготовил для Марии Ивановны и Маруси?

— Я хотел послать их в занятые противником районы Сталинграда, возле немецкой комендатуры всякая сволочь собралась. Надо бы выяснить, что за типы там табунятся?

— Одобряю! Только хорошенько продумай, под каким предлогом они появятся у комендатуры.

— Легенда у них испытанная, а детали вместе с ними продумаем. Я доложу вам.

— А где ваши девушки, Ася и Рая?

— Сейчас они должны быть в Городище, жду вестей от них.

— Что слышно от Саши Филиппова?

— Недавно он передал интересные сведения через начальника особого отдела отдельной морской бригады майора Мокшина…

— Как, как вы сказали? — встрепенулся Прошин. — Майора Мокшина, говорите?

— Так точно, майора Мокшина, — повторил Ашихманов, не догадываясь, чем вызван такой интерес к Мокшину.

— Как его имя?

— Иван Иванович.

— Иван Иванович?! А каков он из себя?

— Ну, лет сорока пяти — сорока шести, невысокого роста, плотный, с походкой бывалого моряка. Знаете, Василий Степанович, у него есть смешная присказка — «куры-кочеты».

— Он! — обрадованно воскликнул Прошин. — Я начинал службу с ним, в одной комнате сидели. Отличный мужик! Как можно встретиться с ним?

— До него можно добраться только по Волге, а это, сами понимаете, опасно.

— Ладно, чего-нибудь придумаем… Какие сведения передал Саша Филиппов?

— О штабах, аэродромах. В Аксае оккупанты организовали базу по ремонту танков, свезли туда более полутораста разбитых машин… Вас не было, я докладывал об этом Борису Константиновичу.

— Молодец Саша! Толковый парнишка! — Прошин не раз встречался с Филипповым и всегда удивлялся его смекалке и бесстрашию.

Вечером Прошин вместе с Ворониным и другими товарищами переправился на правый берег Волги. В одном из цехов Красноармейской судоверфи состоялось торжественное заседание Сталинградского городского Совета, посвященное двадцать пятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Вблизи линии фронта собрались члены областного и городского комитетов партии, депутаты, члены военных советов, представители воинских частей и предприятий.

Было принято обращение к бойцам, командирам и политработникам; их поздравили с замечательным праздником, пожелали новых боевых успехов и скорейшего разгрома врага.

Прошин возвращался с торжественного заседания окрыленным, даже головная боль, постоянно мучившая его, вроде бы отступилась. На душе было легко: на какое-то время забыл, что положение в осажденном городе остается по-прежнему тяжелым.