Фронтовые политуправления и отделы распространяли в расположении врага тысячи листовок, открывавших немцам глаза на их безнадежное положение.
«Есть только один выход! — говорилось в одной из листовок. — Сдавайтесь в плен — вы останетесь живы и вернетесь на родину; или снимайтесь с фронта и уходите домой сами, убирайте с пути гитлеровских офицеров, эсэсовцев и всех, кто будет мешать».
Через громкоговорящие установки выступали видные деятели Коммунистической партии Германии — Вальтер Ульбрихт, Эрих Вайнерт, Артур Пик; их убедительные речи и горячие призывы, немецкие народные и революционные песни, которыми обычно заканчивались радиопередачи, пробуждали оболваненных солдат от фашистского угара, заставляли задуматься, искать выход.
Если при первых передачах немцы открывали огонь из автоматов и минометов, пытаясь нащупать и поразить установку, то позднее они стали отвечать трассирующими очередями, означавшими одобрение. Потом все чаще стали появляться перебежчики и целые группы солдат, сдававшихся в плен, несмотря на запугивания офицеров, говоривших им, что всех пленных русские расстреливают.
О настроениях немцев в те дни красноречиво говорят заявления военнопленных и обнаруженные у них неотправленные письма к родным и друзьям.
Перед Василием Степановичем Прошиным лежала стопка таких заявлений и писем, он брезгливо брал их в руки и читал, отбирая самые выразительные и характерные: по заданию начальника управления готовил спецсообщение «О падении морального духа немецких солдат и офицеров» для военных советов фронтов и городского комитета обороны.
В некоторых письмах солдаты с циничной откровенностью хвастались грабежами и жестокостью.
«Сегодня мы организовали себе двадцать кур и десять коров, — говорилось в одном из писем. — Мы уводим из деревни все население — взрослых и детей. Не помогают никакие мольбы. Мы умеем быть безжалостными. Если кто-нибудь не хочет идти, его приканчивают. Недавно в одной деревне группа жителей заупрямилась и ни за что не хотела уходить. Мы пришли в бешенство и тут же перестреляли их. А дальше произошло что-то страшное. Несколько русских женщин закололи вилами двух немецких солдат… Нас здесь ненавидят. Никто на родине не может себе представить, какая ярость у русских против нас».
Письмо потрепалось от долгого хранения в кармане, на сгибах кое-где порвалось. Видно, обер-ефрейтор так и не выбрал свободную от разбоя минуту, чтобы отправить его.
Василий Степанович отложил письмо, задумался: до какой низости может пасть человек, скатиться к своей первобытной звериной сущности. Почему происходит такое? Кровь пьянит?
Ответ на эти вопросы Прошин нашел в заявлении одного фельдфебеля: грабеж и жестокость поощряются офицерами, а их благословил на это сам фюрер.
«Когда мы занимали населенный пункт, — рассказывал пленный фельдфебель, — солдатам и офицерам предоставлялось полное право отбирать у населения все, что угодно, начиная от кур, свиней и кончая ценностями. Офицеры объясняли нам, что на это есть разрешение фюрера. Кто не хотел добровольно расстаться со своим имуществом или выказывал непочтительное отношение к немецким солдатам, тот расплачивался за это жизнью. Офицеры считали, что солдаты будут стремиться вперед, чтобы приобрести ценные вещи».
«Так сказать, материальный стимул для наступательных действий, — с горькой иронией подумал Прошин, откладывая заявление. — Ага, вот и о настроениях».
Один военнопленный солдат рассказал:
«То, что я увидел и пережил в первый день наступления русских, не поддается описанию. Кругом стоял кромешный ад. Казалось, что настал конец света. Уже в первый день русские вклинились в глубь нашей обороны, захватили много трофеев и пленных. Сопротивляться было совершенно бесполезно».
Еще более выразительно другое заявление:
«Наш путь к Сталинграду можно назвать дорогой мертвецов. Кругом стояли столбы черного дыма, слышались стоны и крики. Я терял рассудок. Счастлив тот, кому удастся унести отсюда целыми свои кости».
А вот неотправленное письмо командира батальона:
«От батальона не осталось в общей сложности и роты. Вчера мы взяли в плен пятнадцать русских, всех перебили. У них монгольские черты лица, и большинства плохо знает русский язык. Они чертовски упорны и дерутся до последней возможности. Танки у русских великолепны, и мы здесь здорово почувствовали их мощь. Т-34 — это самое лучшее, что создано до сих пор в области танков».
Читать дальше