Василий Стенькин - В осажденном городе

— Где твой шпион? — спросил Поль и улыбнулся, вспомнив рассказ вахтера.

— Вон, в кабинете оперативного работника.

— Оружие отобрали?

— Да, он сдал без сопротивления.

— Ампулу с ядом изъяли?

— Нет.

— Ну, давай поговорим с ним.

Лебедев позвонил по телефону, и через минуту в кабинет в сопровождении сержанта госбезопасности вошел высокий, стройный лейтенант, внешне похожий на кавказца.

Борис Константинович подошел к нему, прощупал ворот гимнастерки, куда обычно вшивалась ампула с ядом. Он не ошибся: ампула была на месте. Ее тут же изъяли, подпоров воротник. Незнакомца еще раз обыскали.

— Садитесь, лейтенант, — предложил Поль, рассматривая его бледное лицо, смоляные волнистые волосы; беспокойно бегающие, вопрошающие глаза были глубоко посажены и затенены полукружиями густых бровей. Лейтенант не спеша сел.

— Назовите вашу фамилию?

— Риттенштейн Валерий Лазаревич.

— Вы правильно назвали фамилию, имя и отчество?

— Так точно! Это моя настоящая фамилия. У них я числился как Ренделис Пауль Карлович, называл себя латышом.

— А если бы проверили знание языка?

— Проверяли. Я сказал, что родился в Москве и латышского языка не знаю.

— Вы один заброшены?

— Так точно! Напарники должны прибыть позднее, с получением моего сигнала. Но вместе со мною летели еще два человека, по национальности азербайджанцы, фамилий не знаю. Из разговора перед посадкой в самолет понял, что их должны выбросить в районе Сердобска — Ртищева. На борту самолета для них лежал большой брезентовый мешок, обращались с ним очень осторожно. Полагаю, что в нем была взрывчатка и что они имели задание совершать диверсии. Это лишь мое предположение.

Риттенштейн подробно обрисовал внешние приметы агентов.

— Продолжайте, — подсказал Борис Константинович.

— Думаю, с чего начать.

— Расскажите свою биографию.

— Хорошо, — Риттенштейн прикрыл на секунду глаза, потер лоб и стал рассказывать: — Родился в Москве, отец научный работник, мать преподавала в музыкальном училище, по национальности еврей… Вы, вероятно, удивлены, что немцы не расстреляли меня? Я же выдавал себя за латыша, и фашисты с их хваленой расовой теорией поверили, не сумели разоблачить меня… Несколько раз посылали на проверку, но у меня нет тех примет, по которым они определяют принадлежность к еврейской национальности.

В семнадцать лет, рассказывал Риттенштейн, он с отличием закончил среднюю школу; в тридцать девятом призван в Красную Армию и зачислен в военно-пехотное училище, выпущен в звании лейтенанта, служил в Прибалтике в должности начальника штаба батальона.

Часть, в которой служил Риттенштейн, в первые же дни войны вступила в бой и вскоре попала в окружение. Он с группой бойцов пытался пробиться на восток, но при переправе через Неман был пленен немцами.

После долгих скитаний по лагерям Риттенштейн оказался в концентрационном лагере для командного состава в городе Хамельбурге.

Условия были невыносимыми, тысячи людей умирали голодной смертью.

В январе сорок второго в Хамельбург приехали офицеры абвера — немецкой военной разведки, как потом он узнал.

Допрашивали многих военнопленных, заполняли анкеты, вызвали и Риттенштейна. Во время допроса он опять назвался латышом. Знал, что евреев немцы расстреливали. Не видя иного пути вырваться из плена и чтобы спасти себе жизнь, Риттенштейн решил показать себя в выгодном свете: соврал, будто отец его арестован органами НКВД за антисоветскую националистическую деятельность, из-за чего самого его будто бы исключили из института; ненавязчиво выказывал готовность сотрудничать с немцами.

После этого офицеры абвера еще несколько раз вызывали его на допросы. Кончилось тем, что ему предложили стать агентом военной разведки; с различными оговорками он согласился, дал подписку, избрав себе кличку Розов.

Около трех месяцев обучался в Венской разведшколе, а затем был переведен в Варшавскую шпионскую школу, размещавшуюся на так называемой даче Пилсудского. Снова изучали радиодело, топографию, методы агентурной разведки, усиленно велась идеологическая обработка.

Однажды его пригласил начальник Варшавской школы ротмистр Марвиц, который сказал, что в скором времени доблестные германские войска предпримут решительное наступление на восточном фронте, возьмут Сталинград и перережут коммуникации русских на Волге, что ему, Ренделису Паулю Карловичу, оказана высочайшая честь — быть в первых рядах освободителей, и он обязан оправдать это доверие. Риттенштейн поклялся, что будет верно служить фюреру.