— Вот, вот, вот и вот!!! — зашипел он, показывая протяженность советских границ от Китая до Ледовитого океана. — А во-о-от этот крохотный кусочек — турецкая граница. Ведь ты уже знаешь, что финны и иранцы сразу выдают перебежчиков обратно??? Знаешь???
Дима не знал, но с готовностью кивнул. Влад пальцами вырвал участок границы с Турцией и дал этот клочок бумаги Димке.
— Бери этот кусочек, прикладывай вдоль всей остальной границы и считай!
— И что это будет? — прошептал ошеломленный племянник. — Зачем это?
— А эта дробь, эта единица, разделенная на то, что ты насчитаешь, и будет твой шанс, твой один из тысячи шанс попасть именно на этот участок!
Позже, уже в армии, Димка узнал, что на турецкий участок границы СССР существует особый отбор — шансов не было вовсе!
Контрольно-следовая полоса после этого разговора ему больше никогда не снилась.
Отношение к нему Влада стало совсем иным — внимательно-настороженным. Дядя, зная о детских мечтах племянника, и представить не мог, что все эти мечты живы, что Димка их не перерос, не забыл, не отказался от них. Это вызывало уважение и большие опасения. «Странно все же, как сильно его тянет к перемене мест», — изумлялся Влад. Сам он в восемнадцать лет ничего подобного не испытывал. Может, голос балканской крови? О Димкином отце сведений было совсем чуть-чуть. Например, известно было экзотическое имя его — Джанко, но от Зеленограда венгерский коммунист Джанко, к несчастью, был бесконечно далеко. В пору пламенной комсомольской юности сестра Влада была премирована путевкой в только что открывшийся Международный молодежный лагерь «Спутник». Там и случилось Димкино зачатие. Кроме необычного имени про отца было известно, что он этнический серб, но почему-то с венгерским гражданством. Говорить о нем мать категорически отказывалась, да Димка и не спрашивал никогда. Допытывался Влад, но только поначалу — пока не понял, что история эта случайная и никакого развития ее ожидать не следует. Отчество новорожденному записали нейтральное — Иванович. Через много лет Влад по каким-то каналам узнал, что Джанко жив-здоров, переехал в Югославию, где женился и наделал детей. «Шустрый такой папаша, плодовитый гад, — размышлял Влад, но никаких действий не предпринял, — опасно, очень опасно. Сестра давным-давно остыла к комсомолу, к тому же работает на „номерном“ заводе, да и во Владовой биографии родственник за границей означал немедленный конец карьеры. Ну его к черту, цыгана этого», — рассудил Влад и больше к этой теме не возвращался.
Влад и сам мечтал вырваться из СССР и даже когда-то пытался зарегистрировать брак с одной веселой одесситкой еврейского происхождения. Кончилось все, впрочем, ужасно — девушка рассчитывала на то, что сможет перевести этот брак по расчету в нужное ей правильное русло нормального брака. Владу ничего не оставалось, как признаться ей в своей ориентации, и это вызвало у несостоявшейся невесты такой эмоциональный взрыв, который даже немалыми деньгами погасить оказалось непросто — она уже видела себя в Бруклине с мужем-красавцем, который к тому же обязан ей своим выездом. Далее следовала провалившаяся попытка устроиться на круизное судно в Черноморском пароходстве, где он, слава богу, получил отказ на самой ранней стадии — ему объяснили, что без залога в виде любящей супруги и пары карапузов на берегу в загранкруиз его никто не выпустит. Постепенно надежда вырваться из страны угасала, а на смену ей пришли затяжные депрессии, а через несколько лет Влад уже и не был уверен, хочет ли он уехать. Он не вполне легально, но относительно безопасно зарабатывал громадные по меркам советского обывателя деньги, быт его был устроен и налажен, но именно с умершей мечты началось незаметное со стороны расстройство его психики. Впрочем, помощь и участие в жизни немногих родственников отвлекала Влада, придавала его жизни особый смысл.
Сестра его разрывалась между работой и врачами, и дядя решил серьезно поговорить с племянником. Вопросов он задавать не стал — очень боялся толкнуть пацана к прямой лжи, что было бы болезненно для обоих, а просто попросил выслушать.
— Видишь ли, в твоем желании свалить нет ничего необыкновенного. Тысячи мечтают об этом, многие попытались и теперь гниют по зонам, и лишь единицам это удалось. Единицам. И ничто не говорит за то, что ты попадешь в их число. Мой тебе совет — не дергайся! Загубишь, сломаешь себе жизнь.
— Так ведь это вовсе и не моя жизнь получается, — с тоской отвечал племянник.
Читать дальше