Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

.

Помню, как об этом шептались в постолимпийской Москве. Разговоры, правда, шли о бегстве самого бармена. Деталей, безусловно, никто не знал, и с каждым пересказом этот побег обрастал новыми невероятными подробностями. Все было прекрасно в этой чисто русской истории: и сказочная бесшабашность поступка, и везение, и даже алкоголь — куда ж без него?.. Но шла война в Афганистане, активно гнил социализм: наступали перебои с продуктами, кое-где уже вводилась карточная система и люди в паутине своих проблем довольно быстро забыли этот небольшой, но яркий эпизод. Вам, дорогие читатели, напоминает о нем мой хороший друг Александр Куприн — бывший оперативник угрозыска из Свердловска, в 1988 году сумевший бежать на Запад. Повесть эта хоть и художественная, населена персонажами, со многими из которых автор пересекался в жизни. Ярко и интересно показана рутинная деятельность советских спецслужб в доперестроечный период. Не могу не упомянуть еще один аспект, хоть прозвучит он несколько иронично — все возвращается на круги своя и сегодня численность спецслужб России выше, чем она была на весь СССР в далеком 1981 году. Идут разговоры о введении выездных виз, как это было раньше. Так что актуальность этой книги в ближайшие годы будет лишь возрастать.

К. Н. Боровой, политик

.

«…Объявляется регистрация на рейс… Выход на посадку у стойки номер… Объявляется…»

— Вы мне не тот билет даете — это обратный.

— Ой, извините.

— Постойте. Так вы что — сейчас же обратно вылетаете?

— А разве нельзя?

— Я все же не понимаю, вы что — даже в город не выйдете?

— Не выйду. Не хочу.

Контролерша нажала кнопку-рычажок, и за разговором на своем мониторе стал наблюдать сотрудник ФСБ. Пассажир, конечно, приятный и вежливый, и документы у него в порядке, но что это значит — погулять по «Шереметьево» без выхода в город? Долго и нудно заполнять анкеты в консульстве, предоставлять справки и фото для получения российской визы, купить билет бизнес-класса и… погулять по аэропорту?

Фээсбэшник, глядя в монитор, прослушал конец разговора и негромко произнес в микрофон:

— Девочки, примите клиента с четвертой. На вид до сорока лет, телосложение спортивное, куртка холщовая, оторочена кожей, светло-коричневые ботинки, волосы русые, густые — возможно, парик.

Когда-то в зале выдачи багажа приходилось держать несколько сотрудников «семерки» и непременно обоих полов, чтобы при необходимости сопроводить объект и в туалет. Теперь же удаленное видеонаблюдение организовано так плотно, что «водить» клиента по территории стало не сложнее игры в компьютерную стрелялку, хотя и живая наружка тоже применяется.

В зале прибытия пассажир был принят операторами камер, доведен и передан на таможенный контроль, где его основательно досмотрели настоящие таможенные контролеры и чекисты, работающие «под таможенным прикрытием», ничего не нашли и выпустили в город. Однако в Москву, как и обещал, странный пассажир не поехал, а начал бродить по зданию аэропорта, пристально вглядываясь в стеклянные двери, лестницы и проходы. Такое его поведение запустило целую государственную машину — за ним уже ходили оперативники службы наружного наблюдения, велась запись с камер, были срочно затребованы персональные данные из анкеты-обращения за визой. И только инженер-установщик, служивший когда-то в КГБ и поэтому имевший допуск к мониторам, угрюмо сказал:

— Он вспоминает. Вспоминает и сравнивает.

— Что вспоминает? С чем сравнивает? — с некоторым раздражением спросила капитан ФСБ — старшая смены операторов, но бывший кагэбэшник уже отвернулся, чтобы уйти.

С возрастом он стал раздражительным и старался избегать ненужных конфронтаций.

— Что он вспоминает? — не отстает начсмены.

— Строитель это. Скорее всего, из «Рютебау».

— А это что такое?

— Фирма, которая строила аэропорт. Его немцы строили. Из ФРГ. Фирма «Рютебау».

— Хм-м… Не знала.

«Вот ты ж курица, — подумал с грустью пенсионер, — в хорошие времена тебя, такую безмозглую, Женя дальше техника бы не продвинул. Но давным-давно нет Жени-начальника. Сгинул где-то в Афганистане еще в восьмидесятых. Да и самому надо бы уже на покой — аритмия, да еще мерцательная, слово-то какое противное…»