Александр Сытин: Мертвые всадники

—- Давай вперед! — кричит с платформы командир.

Паровоз со злобным хрипением трогается в темноту, и грохот стрельбы на несколько минут заглушает нестерпимый рев верблюдов, которые очутились в полосе пулеметного огня.

Близится рассвет, и огонь затихает. Басмачи уходят, так как с наступлением дня ровная степь не дает никакого укрытия, и пулеметы перещелкают всех. По небу потянулись серые полосы, и поезд, подобрав раненых, осторожно двигается к Намангану с донесением.

Возле полотна ревет куча раненых верблюдов. Каждую ночь, вот уже десятые сутки, эти длинные желтые животные выныривают из темноты и тащат рельсы в разные стороны. Машинист давно привык считать их за враждебных ночных животных. Попались. И с насмешливой улыбкой он проехал по длинным желтым ногам, лежавшим на пути. Потом печально оглянулся на окровавленный труп механика, который лежал в углу с открытыми глазами и стукался головой о тендер при каждом толчке.

— Вот привезу тебя домой, то-то жена рада будет!—угрюмо пошутил суровый боец и налег на рычаг. Паровоз рванулся вперед, и поезд пошел в Наманган с донесением.

4

Поезд подходит к станции Пап, и машинист сбавляет ходу. Широкая Сыр-Дарья разлилась и выступила из берегов, так как тающие снега теперь, в июле месяце, хлынули с гор мутными, желтыми потоками.

Шесть лет назад через нее выстроили деревянный мост, который уже четыре года стоит сверх срока. Подгнившие балки заменяют новыми, но мост до того размотался, что когда проходит пассажирский поезд, то он оседает и раскачивается из стороны в сторону. Внутри вагонов паника, все двери закрыты. Мусульмане бросаются на колени и вопят Аллаху, и бледные кондуктора, которые ездят так три раза в неделю, считают в окно каждый пролет, пока поезд шажком плетется по качающемуся мосту.

Разведка замедлила ход и остановилась. Впереди загремели выстрелы. Охрана моста открыла огонь, но противника не видно.

Проклятие! По отлогому берегу в полуверсте скакали басмачи с длинными шестами в руках, а по реке вдоль берегов плыли два огромных пылающих плота.

Груда бревен была сложена на каждом из них и пылала костром. Басмачи хотели сжечь мост. Дарья на этом месте около версты шириной, и сверху по течению, прямо посредине, шел самый большой горящий плот.

Моторная лодка Дарьинской флотилии пыталась несколько раз зацепить плот и пробуксировать его на мель, но огонь с берега заставлял ее отступать, и больше половины матросов лежали на маленькой палубе убитыми и ранеными.

Бледные артиллеристы наводили на плоты пушки, а пулеметчики развили такой огонь, что среди всадников на обоих берегах началась настоящая кутерьма. Вспыхнуло пламя пушки, и столб воды показался позади плота, шедшего посредине: перелет!

Басмачи поскакали прочь от берега, и моторная лодка снова пошла к плоту. Пулеметы рычали, не переставая, и басмачи не могли помешать лодке. Она подошла вплотную и, хотя краска на бортах стала пузыриться от жары, матросы все-таки взяли плот на буксир.

Второй плот сел на мель около берега, но зато третий, самый большой, шел прямо на средние деревянные быки, которые и так еле стояли под напором разлившейся воды. Снова забили пушки. Перелет влево. Плот закрыло холмом на берегу, и он исчез из вида. Через полчаса он снова покажется, но будет так близко, что остановить его будет уже нельзя.

Бледный, как полотно, командир влез на хлопковую кипу и отчетливо закричал машинисту:

— Приказываю ехать на середину моста!

В самом деле, терять было нечего: если мост не выдержит орудийной пальбы и рухнет, то погибнет разведка, но если не разбить плота, то он наверняка разрушит мост, и тогда город Наманган, лежащий за Дарьей, будет отрезан. Конечно, плот был только прелюдией, и как только рухнет мост, начнется избиение жителей Намангана.

Машинисту об'яснять было незачем, он нажал на рычаг, и когда поезд тронулся, фамильярно похлопал по плечу покойника. В самом деле, выбраться из этой истории было трудно.

Вот показался огромный плот. От него валил дым, и яркие языки пламени грозно лизали нагроможденные бревна. Пушки стали бить одна за другой. Попадание с первого выстрела, но горящая деревянная гора все-таки приближалась, а мост качался, как пьяный, при каждом ударе пушки, и даже у самых смелых солдат не хватало духа глядеть вниз, где мрачно шумели мутные волны.

Лодка, рискуя получить рикошетом гранату, подошла к плоту, и обгорелые матросы с пузырями на коже, без ресниц, с опаленными головами, цеплялись баграми, где могли, и каждое оторванное бревно было победой.