Тодор Кондов - Передает «Боевой»

«Наблюдение за доктором Александром Пеевым продолжать. Не надо забывать, что он наш идеологический враг».

Подобный рапорт Любен Секлунов представил и о пребывании Александра Пеева в городе Пловдиве со 2 по 6 мая 1942 года. Секлунов писал:

«Пеев встречался в Пловдиве с генералом Марковым, командиром 2-й армии, с полковником Стефаном Димитровым, командующим артиллерией в Пловдиве, со Стефаном Стамболовым, адвокатом, с депутатом Георгием Говедаровым. Все они пользуются влиянием. К нему не приходил ни один коммунист, в которых в Пловдиве недостатка нет».

Разумеется, Пеев, знавший, что он находится под наблюдением полиции, не мог вести себя иначе. Кроме того, только в этой среде он мог получать сведения для советской военной разведки. Но это были люди проверенные, испытанные представители буржуазной власти и дворца в Болгарии, и это спасало Пеева в глазах полиции.

Советское военное командование продолжало проявлять большой интерес к Турции:

«Проверьте, правда ли, что три германские дивизии продвигаются по направлению к Свиленграду, что фон Папен добился успехов и согласия допустить немецкие инженерные части в Турцию для ремонта дорог и укрепления мостов».

Пеев получил радиограмму из Москвы 15 февраля 1942 года. Янко Панайотов только что вернулся из Турции. Он привез радостные новости, которые доктор своевременно передал в Центр…

«16.II 1942 года. Из Турции два дня назад вернулся «Тан». Он утверждает, что миссия фон Папена в Турции провалилась. По его словам, в Турции нет немецких инженерных частей по ремонту дорог. В Турции англичане обосновались так же, как немцы в Болгарии. «Боевой».

Пеев помнил желание Янко Панайотова любой ценой вырваться из заколдованного круга служения усталой, преступной, старой Европе. Новый день для него приближался с восходом этой странной, непонятной, могучей большевистской державы, которая, совершенно очевидно, несет миру нечто молодое, красивое, упоительно чистое, перспективное и новое.

Панайотов ездил взад-вперед из Турции в Египет и сумел уловить, а позже и установить с абсолютной точностью, что Турция не будет воевать на стороне Германии, что в Турции англичане обосновались так же, как немцы в Болгарии. Он сообщил подробности о дипломатических мерах, предпринимаемых Италией и Германией в Анкаре, о тактике английской дипломатии. Пеев неоднократно осведомлял Центр обо всем этом. Там знали источник информации и по своим каналам убеждались в том, что все в ней является правдой.

Дипломат привез много ценных данных из Швейцарии и Турции.

— Сашо, — начал Янко, — каждый на моем месте попытался бы получить компенсацию за риск. Я же прошу только одного: скажи мне, что, учитывая мои возможности, это единственное средство приобщиться к тому новому, что зарождается в мире. А благодарности… нет, не хочу…

В скором времени по пути в Токио (по просьбе Пеева) Янко Панайотов проехал через Советский Союз. Доктор попросил советских друзей помочь «Тану» в поездке: в связи с войной это представлялось делом трудным и весьма опасным. Дипломат успел повидаться с ответственными советскими товарищами в куйбышевской гостинице, где он остановился переночевать, перед тем как отправиться в Японию.

Иное положение дел, иной дух, иные настроения ощущались по всей стране. Известия главной ставки фюрера уже не сопровождались торжественными отрывками из симфоний Бетховена. Как-то, слушая Берлин, доктор Пеев всплеснул руками и, вскочив со стула, воскликнул:

— Пятая симфония Бетховена имеет эпиграф — «Удары судьбы»! Удары судьбы, Елизавета! Это как раз подходит Гитлеру!

И хотя армии Манштейна и Бека сумели добраться до Эльбруса, а клин Паулюса коснулся Сталинграда, события лета и осени свидетельствовали о том, что все это именно успехи, но не победы, что веерообразное наступление немецкой южной группы армий обречено на неудачу.

Ноябрь выявил истинную цену наступления и подтвердил предположение о начинающейся агонии гитлеровской Германии и о том, что инициатива безвозвратно вырвана из рук фюрера.

Погруженный в работу, Пеев сидел в своем кабинете. «Направление моей жизни — Берлин», — говорила теперь Елизавета. Для нее сутки начинались и кончались колонками цифр, которые Сашо обрабатывал для Эмила. Она уже знала, как соблюдать меры предосторожности, и по мере необходимости становилась то курьером, то охраной.

Елизавета понимала, что никто никогда не узнает, что она помогала мужу. Да она и не стремилась к этому. Но иногда, когда стояла на холодной лестнице, испытывала чувство благодарности к Сашо и оценивала себя, его и то дело, которому он служил. В сущности, того, что она слышала по радио из Москвы о женщинах великой воюющей матери-родины, ей было достаточно, чтобы понять, как нужно любить.