Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Все факты, которые я привел, направлены против нашей независимости. Но господин прокурор в своей речи не нашел в себе сил указать истинных виновников, лиц, которые совершают их и которые наносят непоправимый вред болгарскому государству и его безопасности.

Так думаю не только я. Так думает огромное большинство болгарского народа, которое видит, что нынешнее правительство ведет страну к новой национальной катастрофе.

— Говорите по существу!

— Я говорю только по существу! Картина ясна. Все внутренние мероприятия нынешнего правительства, которые относятся к инкриминированным против нас обвинениям, приносят пользу только Германии. И следовательно, сокрытие этих мероприятий от другой державы необходимо не для нас, болгар, а для безопасности исключительно фашистской Германии. В таком случае возникает вопрос: есть ли налицо хоть один из необходимых элементов статьи 112 уголовного кодекса, то есть налицо ли «государственная тайна» в смысле закона? Очевидно, этот необходимый элемент из состава этого «преступления» отсутствует. Следовательно, не может быть и речи о совершении мной и остальными подсудимыми преступления.

Господин председатель, это мое понимание находит подкрепление и другим важным обстоятельством, а именно: Болгария не заключала военного союза с Германией и не находится в состоянии войны с Советской Россией, чтобы было возможно объявлять как разглашение государственной тайны предъявленные нам обвинения.

Кочо Стоянов покинул зал.

— Спрашивается, какой из двух сторон в гигантской борьбе между Германией и Советским Союзом следует помогать, чтобы сохранить нашу независимость? Понятно, что необходим разгром фашистской Германии!

Прокурор вскочил, крикнул:

— Подсудимый, вы оскорбляете наших союзников!

— А вы оскорбляете болгарский народ!

Председатель суда сильно нажал на звонок:

— Вы лишаетесь слова, Пеев!

— Я буду говорить, господин председатель! Когда меня поведут на расстрел, ружья будут салютовать моей смерти и залп будет услышан от Белого моря до Черного. Когда я умру, я буду говорить своей смертью живым, и они узнают, почему меня убили!

Эмил Попов стоял прямо у скамьи подсудимых. Лицо его было спокойным.

— Вижу, даете последнее слово. Но почему последнее? Я не замолчал, господа. По эфиру еще носятся мои точки и тире. Вы разве не слышите их, господин Гешев?

Полицейский вышел из зала.

Нужно потребовать вернуть арестованных и подсудимых к нему в Дирекцию. Откуда он знает, что этим утром из Дрездена раздался тревожный телефонный звонок?

«На территории Болгарии работает мощная передаточная станция на волне девятнадцать метров. Засеченная радиостанция находится в районе от Северо-Восточной Болгарии до Софии. Кроме двух засеченных передач, других сведений нет. Работа проводится неизвестным нам кодом».

Неужели Эмил Попов знает, кто новый радист и кто новый руководитель разведывательного центра СССР в Болгарии?

Десятки ночных допросов. Десятки ночей пыток. Десятки обманов. Десятки агентов. Всевозможные комбинации. Всевозможные попытки проникнуть в тайны разведки, которая работала умно и методично. И ничего. Арест доктора Пеева показал только огромную бездну, над которой стояло государство.

Гешев пошел в пивную «Чайка» и спрашивал себя, не были ли все мечты о власти, все комбинации с Кочо Стояновым напрасными. И не время ли для более серьезного дела.

Выпил кружку пива. Вторую. Третью. Остановился. Не хотел напиваться. Ему нужен трезвый ум, спокойствие, деловитость. Взял на стоянке машину фиат с газогенератором. Сел рядом с шофером:

— Послушай, ты не знаешь, где находится контора братьев Манукян, менялы Манукян?

Шофер свистнул:

— Продажа или покупка, господин?

— А пулю в затылок не хочешь, дорогой?

Шофер замолчал.

Фиат остановился перед домиком на углу бульвара. Табличка «Братья Манукян, бижутерия». Вошел.

Армянин встал. Поклонился. Этот человек давно не выходил на улицу.

— Приказывайте, ваше благородие! Приказывайте, господин начальник!

Это «ваше благородие», привезенное из России, где армянин был богат и почитаем, а здесь делал дешевые побрякушки для дам сомнительного поведения, как-то размягчило Гешева. Он сел.

— Манукян, здесь нас никто не услышит?

— Никто, господин Гешев.

— Манукян, сколько стоит золото? Килограмм?

— Около миллиона, господин Гешев. Грамм стоит девятьсот левов.

Манукян смотрел на полицейского не мигая. Неужели этот господин пронюхал что-то?