Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Этот смелый человек, переживший ужасы Дирекции полиции, вселил в Добрева страх. Удаление его с заседания вряд ли помогло бы. К тому же подобная мера недопустима при рассмотрении такого дела. В зале произошло самое страшное, что только могло произойти. Генералы беспокойно завертелись. Кочо Стоянов громко выругался. Так, что услышал весь зал. Гешев вытянул голову вперед и закрыл лицо руками. Как закрыть рот Пееву?

— Приказываю вам говорить по существу! — закричал председатель.

— По существу? Я развил только одну сторону вашего неконкретизированного вопроса, заданного вопреки процессуальной практике, господин председатель. При этом я знаю статьи, те статьи из военно-уголовного закона, из уголовного закона и закона о защите государства, которые уже обеспечили мне веревку. Условимся вопреки процессуальному закону, который вы нарушили уже четыре раза с начала заседания, что моей единственной программой будет доказать, что вы судите не мои деяния, не меня как личность, а мою партию, ее борьбу и мой народ, которому я служу и который понимает меня.

У Добрева не хватило сил сдержаться. Ударив кулаком по красному сукну, он крикнул:

— Хватит!

В перерыве полковник Куцаров вошел к председателю и сказал ему:

— Полковник, что вы делаете? Как вы ведете процесс? Почему вы не учли изобретательности подсудимого? Не подготовили вопросы?

Гешев позвонил председателю:

— Полковник, это Никола Гешев. Я отправлю к тебе двух охранников выбить пыль из твоей спины. Что за свинство? Разве так надо вести допрос такого человека, как Пеев?

Вспотевший председатель расстегнул высокий ворот куртки. Прокурор, позеленевший от злости, прохаживался взад и вперед по просторному кабинету:

— Нужны односложные вопросы, ответ и «хватит, благодарю!». Только такая тактика. Другой не вижу. Он изворотливее кошки. Не дождусь, когда слетит его голова.

Господину Богдану Филову доложили результаты первого заседания. Регент громко смеялся над попыткой председателя криком «Хватит!» прекратить речь подсудимого:

— Господа, вы не догадались еще, что коммунисты сильнее нас в словесной борьбе? А что, если они победят нас словами? Для этого вам нужен был такой процесс, господа! Теперь сами расхлебывайте кашу!

Гешев знал эти слова Богдана Филова. Он сразу же захотел с ним встретиться, чтобы изложить ему свою точку зрения. Филов приказал секретарю передать полицейскому следующее:

«Мне известна отрезвительная и оздоровительная работа полиции. Будет благоразумным использовать до конца свою неограниченную власть. Чего вам больше, когда имеете власть?»

Богдан Филов решил, как бы делясь с друзьями во время ужина в малом царском дворце в Чамкории, доложить регентскому совету предложение Гешева.

— А что будет, если этот энергичный человек займет пост министра внутренних дел? Эта комбинация с начальником штаба армии в лице Кочо Стоянова дала бы нам дополнительные возможности…

На процесс над доктором Пеевым у Богдана Филова была своя точка зрения, но он воздержался определенно высказать ее, потому что не знал, что думает по этому поводу Евдокия. И хотя Кирил был регентом, эта женщина, в сущности, являлась преемницей Бориса и наставницей Симеона. Еще был свеж в памяти скандал, когда она приставила двух католических попов к царю вместо двух православных. Она хотела видеть Симеона только формально в числе православных.

Евдокия была уже осведомлена о ходе процесса и с беспокойством смотрела на сердитого Багрянова:

— Ваше превосходительство Иван, — она любила называть его превосходительством, чтобы не чувствовать себя униженной любовником крестьянского происхождения, — для успеха нашей линии я рекомендовала бы тебе Кочо Стоянова и Гешева. Одного — для войны, другого — для внутренних дел.

Багрянов улыбнулся. Он знал о встрече Кочо Стоянова с фон Брукманом и о недвусмысленном жесте Берлина. Кочо Стоянову было направлено приглашение присутствовать в середине ноября на сборе генералов, носивших Рыцарский крест за храбрость. Это означало намек Евдокии, и она спешила.

— А доктора Пеева надо осудить на смерть. Любой ценой, даже если бы ни суд, ни кто другой из известных нам прокуроров не смог бы это узаконить.

Багрянов придерживался другого мнения:

— Я бы осудил его на пятнадцать лет заключения, но «помог» бы ему умереть от сердечного приступа или чего-либо подобного через два месяца после процесса.

Евдокия вспыхнула: