Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Не знаю… это ложь… не знаю… — повторял подследственный.

Потом Периклиев замолчал. Он решил, что так будет лучше. Вызвали врача, и тот увел его к себе в кабинет. После осмотра был составлен протокол:

«При допросах пострадал слуховой аппарат и, вероятно, центр координации мыслей…»

Верк пожал плечами:

— Сам виноват. Те, конечно, использовали его неосведомленность. А раз они использовали его, значит, мы заплатили ему за то, что он не смотрел в оба и не заметил около себя шпиона.

Радиограмма из Токио известила Гешева о маршруте и о вероятном дне прибытия в Болгарию Янко Панайотова Пеева, посланника его величества царя при дворе его императорского величества Хирохито.

В радиограмме сообщалось, что до границы Ирака Янко Панайотова Пеева будут охранять германские разведчики, однако в дальнейшем Гешев должен сам найти способ обеспечить возвращение на родину господина посланника. Как подразумевалось в радиограмме, такого человека, как Панайотов, непременно будут разыскивать представители советской разведки. Они постараются предупредить его, чтобы он не возвращался в Софию.

Гешеву пришлось просить доктора Делиуса оказать ему содействие. Агентура, которой он располагал в странах Ближнего Востока, сводилась к одному-двум информаторам, не представляющим особого интереса. Они не могли бы охранять такого человека, как Янко Панайотов.

Доктор Делиус улыбнулся: вот оно, уязвимое место его коллеги и соперника.

Панайотова действительно нужно арестовать. Он помог бы гестапо развязать себе руки в Японии или по крайней мере в Болгарии. Посланнику всегда известно слишком многое. Присутствие посланника в качестве обвиняемого придало бы процессу о шпионах значительно больше веса и оправдало бы смертные приговоры всем обвиняемым, даже тем, в отношении которых нет никаких изобличающих материалов. Кроме того, гестапо воспользовалось бы этим, чтобы провести чистку дипломатического корпуса нейтральных стран в Берлине, в Софии, в Риме, а также своих дипломатических представителей во всем мире, равно как и болгарских. Панайотов, следовательно, являлся фактически самым важным звеном в будущем процессе. Ему предстояло искупить ошибку, допущенную царем и Филовым по отношению к генералу Никифорову, именно искупить.

Доктор Делиус не мог найти способ послать своих «метеорологов». Турки не допустили бы ничего подобного. Но в Турции, откуда Панайотов должен отправиться уже прямо в Болгарию, его возьмут под свою «опеку» четыре представителя военной разведки рейха. Четыре. Так приказал доктор Делиус после того, как информировал адмирала Канариса по телефону. Возможно, он похвалился, но в радости Делиуса, когда он положил трубку, чувствовалась неподдельность.

— Господин Гешев, адмирал Канарис поблагодарил меня за старание. Он представил меня к награде Железным крестом с дубовыми листьями. И ваше имя, господин Гешев, упомянул адмирал Канарис. Он действительно считает поимку Пеева исключительно делом ваших рук. Надеюсь, это вас обрадует.

Канарис пожелал успеха и Гешеву.

Гешев догадался об этом по внезапно брошенному на него Делиусом взгляду во время телефонного разговора. Так обычно смотрят люди, услышавшие при разговоре имя одного из присутствующих.

— Я благодарен Канарису за поздравление. Позвоню ему сам. А что вы будете делать с Панайотовым?

Делиус вкратце информировал своего коллегу: как только тот вступит на турецкую территорию, к нему приставят официальных представителей дипломатических миссий Софии и Берлина в Анкаре, а также еще трех «советников», известных в определенных кругах разведчиков рейха. Панайотова они не будут отпускать от себя ни на шаг и похитят его, если он почует что-то или попытается бежать. Вопрос о переброске его в Болгарию будет обсуждаться в случае необходимости применения к нему насильственных мер при аресте на чужой территории.

Мерседес неотступно следовал за машиной Панайотова.

Посланник сразу же спросил своего шофера, что это может означать в такой стране, как Турция, которая объявила о своем нейтралитете.

Его шофер — офицер турецкой армии — свободно говорил по-английски. Чувствовалось, что он прошел хорошую школу и знаком с методами немцев, англичан и, видимо, своего командования. По мнению Панайотова, он был по меньшей мере майором турецкой разведки.

— Господин посланник, случайная машина.

Было что-то очень тревожащее в незнакомцах, все время мелькавших перед глазами. Одни и те же лица. Словно высеченные из камня. Они казались одинаковыми, несмотря на различие фигур и одежды. Они «путешествовали» от Токио до Турции и все время находились рядом с ним. Единственное, что его успокаивало, — это письмо Богдана Филова. Филов не черкнул бы ни строчки, если бы его осведомили о связях Панайотова с Сашо. Хоть в этом Филов проявил бы немного больше этики. Он не унизил бы своего достоинства и не стал бы писать под чью-нибудь диктовку. И все же налицо нервозность японского министерства иностранных дел. У министра иностранных дел не нашлось времени устроить в его честь хоть бы маленький коктейль. Его принял не сам министр, а всего лишь его второй заместитель. Отказ германского посланника встретиться с ним перед его отъездом. Ему были известны многие факты. Некоторые из них тревожили его, а другие просто вселяли беспокойство. Наступило время неожиданностей, напряжения и внезапных поворотов. Вряд ли можно поверить в то, что этот мерседес просто из любви к прогулкам неотступно следует за его машиной, которую ему неожиданно прислали на границу с Турцией вместо билета на поезд.