Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Пеев уже решил, что в любом случае Никифоров должен помочь ему.

Сейчас он начальник военно-судебного отдела, советник генерала Костадина Лукаша, у него родственные связи с Любомиром Лулчевым, первым советником царя… членом Высшего военного совета… Царь и военный министр генерал Михов ценят его эрудицию, честность, терпят его возражения, поскольку знают, что это его личное убеждение, а не эхо чьего-то внушения.

— Елизавета! Попытаюсь… с генералом Никифоровым!

Много месяцев спустя Александр Пеев просил Никифорова быть осторожнее. Участие в подобной борьбе, говорил он, требует прежде всего спокойствия, хладнокровия и точности.

И вот теперь, сидя в обществе адъютанта в приемной у генерала (в здании на углу улиц Аксакова и Шестого сентября), Александр Пеев еще не знал, каким будет разговор со старым другом.

Генерал принял доктора официально, и, хотя и предложил кофе, но неуловимую служебную официальность ему так и не удалось преодолеть.

Потом вдруг генерал предложил прогуляться по парку.

Взяв доктора под руку, Никифоров показал глазами на серый дом:

— Мне захотелось удрать из той атмосферы, в которой я задыхаюсь, Сашо. Ты представить себе не можешь, какие материалы попадают ко мне! Трезвая, революционно настроенная военная молодежь появилась в армии, а я должен отдавать ее под суд за то, что она воюет по совести и с достоинством.

Они гуляли по весеннему парку, среди только что покрывшихся нежной зеленью кустов.

— Я считаю мою работу предательством по отношению к моему народу. — Генерал посмотрел ему в глаза. — Мы, юристы, можем подобрать даже такие статьи, которые будут свидетельствовать о нашем предательстве… Например: «За служение интересам иностранной державы…»

Пеев предложил сигарету и указал на скамейку.

— Не надо, Сашо. Позавчера один капитанишка бахвалился, что гестапо вмонтировало подслушивающие устройства даже в скамейки парков… Это абсурд, но я уже не могу спокойно сидеть на скамейках…

— Никифор, сколько лет в своих обвинительных речах ты просишь дать обвиняемым за «служение советской военной разведке»?

Генерал улыбнулся. Он еще не знал, что ответит и какой станет его жизнь после этой прогулки в Борисовском саду.

— По существу, ныне служить России, независимо от того, большевистская она или нет, — единственное средство спастись от чувства, что ты всаживаешь нож в сердце Болгарии.

Шли медленно, плечом к плечу. Советский разведчик Александр Пеев и его друг, царский генерал Никифоров.

— Борис зашел так далеко… Возможно, я еще предприму кое-что. Сейчас нужно или идти с Россией, или снова идти в чье-то рабство…

— Никифор, я уже начал. Я сам предоставил себя в распоряжение Красной Армии.

Генерал вздрогнул. До сих пор по привычке военных они шагали в ногу, почти маршевым шагом, но потом сбились. Никифоров уловил это и, слегка подпрыгнув, совсем как в строю, снова зашагал в ногу со своим другом.

— Разведка, что ли?

— Да, Никифор. Вряд ли имеет смысл говорить, какое доверие я тебе оказываю.

Молчание.

День клонился к концу. Утихали дневные шумы. В ветвях молодых дубов порхали птицы. Мужчины курили сигарету за сигаретой. Где-то у Горной бани испытывали прожектор. Зеленоватые щупальца луча трепетали в небе. Со стороны Илиенцев доносились разрывы снарядов тридцатисемимиллиметровой зенитной батареи. Шли учения.

— Сашо, мы должны выбирать: или мы пойдем плечом к плечу с фюрером, или будем делать то же, что и ты… Может быть, даже имеет смысл уйти в горы… Но ты прав… У войны много форм и аспектов. Все зависит от того, где придется воевать. По сути же, параграф, под который я тебя подведу, если тебя приведут в суд, наилучшим образом подходит для Лукаша и царя…

Никифоров облокотился о дерево. Прижался щекой к влажной коре.

— Сашо, слово «шпионаж» — пугало для каждого неосведомленного человека. Я хочу уточнить не само понятие, а пользу от возможной моей деятельности…

— Тебе известно, что Высший военный совет знает все, что необходимо знать любому военному командованию.

— Так кем же я буду… для советских людей?

— Они называют своих офицеров товарищами. Я верю, что они станут называть тебя товарищем Никифоровым.

Генералу показалось, что голова у него пошла кругом. Он вдруг ощутил могущество нового, почти незнакомого чувства доверия и уважения, любви и теплоты.

— Сашо, прошу тебя… Скажи честно… как перед лицом смерти… — Никифоров пытался увидеть выражение глаз своего друга в зеленоватом свете прожектора. — А сколько левов мне будут платить в месяц… и каким образом?