Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Вдруг в окно постучали. Я на всякий случай взял со стойки рапиру (чем бы она могла мне помочь?) и отодвинул раму. Под окном стояла Мэйлинь:

— Я слышала в доме переполох. Правда, что в тебя стреляли?

Выжав из себя улыбку, я сказал, что это пустяки, глупый розыгрыш — и я даже знаю чей. По-своему я не солгал: это была инсценировка с целью проверить Юань Мина. Стрелял Минхёк — и по моему распоряжению. На случай провала стрела была как следует затуплена и в худшем случае оставила бы синяк, но всё прошло как нельзя лучше. Так что о выстреле я уже давно не думал, о чём и сказал Мэйлинь.

— Если так, то почему тебе страшно? — спросила она. Прямо так, в лоб сказала то, в чём я и сам себе не хотел сознаваться. Мне было страшно.

— Послушай, что такое семь? — вопросом на вопрос ответил я. — Цифра семь.

— Счастливое гадание на свадьбу, — быстро откликнулась Мэйлинь и тут же как-то сникла.

Мне показалось, что в глазах у неё блеснули слёзы: наверное, опять вспомнились деревня Тайхо и Чжуан Дэшэн. Я быстро взял со стола листок:

— Смотри. Это прикололи к стене дома. Тут семёрка. Что она может значить?

Мэйлинь внимательно посмотрела на рисунок и вдруг сказала, что с год назад уже видела подобный в Тайхо, в кабинете отца.

— Лучше спросить у него, — произнесла она и добавила: — Завтра, не сейчас. Он уже спит. Уже спит… Да и мама тоже…

Я на мгновение отвлёкся, опять разглядывая листок, а когда хотел спросить, что́ с госпожой Яо, Мэйлинь уже не было.

Ещё ночью я настрого запретил слугам рассказывать о том, что в меня стреляли, но в управе, наверное, каждый чиновник в частном порядке тихонько выразил мне сочувствие и обеспокоенность, а я устал отвечать: «Ну что вы, это пустые слухи». Молчал разве что господин Чхве, но я всё же поостерёгся после совещания обращаться к нему за сведениями о «девяти принципах»: так бы он точно решил, что на мою жизнь покушались. Не стал я запрашивать соответствующую литературу и в библиотеках — не понимая до конца, чьих именно соглядатаев опасаюсь: таинственных «лотосов» или дуншаньского префекта.

Дома меня, разумеется, окружил тревогой Яо Шаньфу. На вопросы о ночном покушении (выходке, о которой я уже тысячу раз пожалел) я протянул ему давешний листок. Учитель Яо несколько мгновений непонимающе смотрел на него, затем решительно потряс головой:

— Что же, вы считаете, что этот человек мог в вас стрелять?

— Доказательств нет, — ответил я. — Но выглядит странно, даже угрожающе. Вы считаете иначе?

— Конечно! — голос Яо посветлел. — Это вроде визитной карточки, извещающей о том, что послезавтра, то есть уже завтра к вам в гости собирается прийти один молодой человек, опасаться которого нечего. Когда вы с ним познакомитесь, то сами это поймёте. Он один из нас, если можно так выразиться.

Как я уже писал, один из ключевых эпизодов становления общества «тайных учёных» произошёл на юге далёкой области Шу, в префектуре Тулин. Там же учитель Яо, а затем и мой отец познакомились с выдающимся эрудитом Чжан Фоу, потомком славного чиновничьего рода, в котором было четыре губернатора и шесть министров. Именно в его доме не без его помощи был расшифрован первый «индийский гранат». За полгода до этого Чжан лучшим из области сдал большой государственный экзамен и мог рассчитывать на высокую шапку префекта или должность в столице, но во имя науки решил отказаться от карьеры и остаток дней провёл смотрителем училищ в родном Тулине.

У хмурого книгочея Чжан Фоу не было детей, его наследником и продолжателем дел стал племянник и, казалось бы, полная его противоположность — балагур и весельчак У Чжайбо. Совершенно не склонный корпеть над книгами, он был влюблён в странствия и поиски. До смерти дяди (тот умер незадолго до моего отца) он охотно выполнял для него роль посыльного, отправляясь с сообщениями и поручениями в разные части горной страны — чаще всего в образе даоса. Постоянным его атрибутом был тао — плоский барабанчик на рукоятке и с парой деревянных подвесок. С одной стороны тао была изображена химера, с другой — таблица гексаграмм. При прокручивании изображения совмещались.

— Его так и прозвали — У Барабанчик, — улыбнулся учитель Яо.

— Ну, а семёрка в лотосе? — спросил я.

— В вашем городе, кажется, есть гостиница с «цветочным» названием? У, если вы пожелаете навестить его сами, остановился в седьмом номере.

Этот рассказ словно рассеял для меня грозовые тучи. Видя улыбку на лице Яо, я намекнул было на обещанную удивительную историю, но он запросил последнюю отсрочку: У явился на Дуншань очень вовремя, и радость открытия хотелось разделить с ним.