Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Проскользнувшее в разговоре имя Вэйминьского князя напомнило мне о Юань Мине. Я в тот же день навестил его и упросил впервые за столько лет выбраться из дома и быть у меня к ужину. Любезно согласился провести с нами вечер и учитель Яо, тем самым полностью избавив меня от забот о занимательном общении. Двое стариков нашли друг в друге приятную компанию и, хоть не были знакомы прежде, обнаружили разительную общность интересов. Они вспоминали прошлое, делились наблюдениями, озвучивали максимы, огранённые годами размышлений и путешествий. Во всей горной стране не осталось уголка, которого не коснулась бы тень от их летящей мысли. Я же, хоть и сидел на месте хозяина дома, чувствовал себя в блаженном детстве. Закрой глаза — и представишь себя на циновке в уголке, жадно ловящим слова из беседы отца с его учёным гостем.

Вот начался негромкий, но твёрдый спор о природе вещей. Учитель Яо, совсем как отец, не повышает, а понижает голос. «Дедушка Белая Шляпа» добродушно смеётся и беззлобно, как мама-кошка непослушных котят, вздумавших кусаться, разбрасывает все аргументы в стороны. Безусловно, философия — это его стихия. Но как на всякий случай проверить и фехтование? Как побудить мастера Шангуаня продемонстрировать своё мастерство, не вызывая у него подозрений?

Из восточного флигеля пришёл слуга, и Яо Шаньфу, сердечно извиняясь, попросил дозволения нас покинуть. Мы, напротив, вызвались проводить его до двери флигеля, а затем остались вдвоём во дворе дома. Уже стемнело, луны скрывались за облаками, и слуги, видя, что хозяин изволит гулять, спешно зажгли во дворе несколько фонарей.

— Зима будет недолгой, — сказал Юань Мин.

— Почему вы так считаете?

— Небо и горы тоже имеют лица, — бросил он как-то вскользь, так что мне это показалось не то идиомой, не то цитатой, но переспрашивать я не стал.

Мы несколько раз прошлись по дорожкам. «Господин Белая Шляпа» в этот раз опирался на изящную, даже щеголеватую трость — он пришёл из гостевой слободы пешком, хоть я и порывался заказать ему паланкин. Теперь я подыскивал доводы в пользу того, чтобы хоть обратный путь он проделал в паланкине.

— Благодарю вас за чудесный вечер, — произнёс он, в очередной раз поравнявшись со входом в главное здание. — Сегодня я не раз вспоминал о вашем отце и рад, что у него такой сын.

Я поклонился, повисла тишина. И в этой тишине особенно отчётливо прозвучал хорошо знакомый звук. Щелчок арбалета. Мгновение, и Юань Мин, резко взмахнул передо мною тростью. Мгновение — и на плитках дорожки поодаль зазвенел металл. Повернув голову, я успел увидеть на внешней стене с западной стороны фигуру, которая тут же спрыгнула то ли во двор, то ли в переулок — и растворилась в темноте.

На цветочной клумбе, поблёскивая в свете фонаря, лежала отбитая тростью арбалетная стрела. Не тратя времени на то, чтобы детально её рассмотреть, я сунул стрелу в рукав, громко позвал слуг и приказал обыскать дом, особенно западную сторону, а Минхёку особо поручил осмотреть всё снаружи. На всякий случай мы с Юань Мином вернулись в гостиную. Слуги ничего не нашли. Вернулся Минхёк и сообщил, что у западной стены даже нет свежих следов. А вот на южной, недалеко от ворот был приколот небольшой листок со странным рисунком: химера, свернувшаяся клубком вокруг схемы гексаграмм, слово «послезавтра» и цифра семь внутри цветка. Кто и когда оставил этот листок, никто не знал. Особенно сильно обеспокоили меня именно цифра и цветок. Мне показалось, что он похож на лотос, и я насчитал у него девять лепестков.

— Хотелось бы мне сказать, что это меня выследил кто-то из старых врагов, но стрела явно летела в вас, — произнёс Юань Мин, когда беспокойство в доме несколько улеглось.

Я встал на колени и трижды ему поклонился:

— Могу ли я как-то отблагодарить вас?

«Господин Белая Шляпа» рассмеялся, пусть и несколько натужно:

— Хорошо, хорошо! Вызовите мне паланкин.

Не в силах уснуть, я долго сидел в кабинете и смотрел на сорванный со стены листок. У меня с первых мгновений родилась уверенность, что это не обычная бумажка с эзотерической символикой, какие в изобилии водятся у бродячих даосов, а скрытое послание. Вероятно, потому, что на пересечении образов — цветок, цифра, гексаграммы — как бы само собой проступало «Течение девяти принципов», с которым мой путь уже успел пересечься — и, может быть, дважды, если предположить, что в Ю и Шато поработали «пурпурные лотосы». Не исключено, что за мною уже отправили эмиссара, какого-нибудь «господина Семь»? Если так, то что входит в его компетенцию? Или семь — это номер одного из «девяти принципов», возможно, нарушенного мной? Или гексаграммы, которая описывает участь, поджидающую меня «послезавтра»? Я взял из отцовской библиотеки футляр с «Книгой перемен». Под семёркой шли рассуждения о войсках в походном строю, и это окончательно сбило меня с толку.