Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Шаодай, ты ли это? — от этих его слов я невольно улыбнулся, вспомнив историю, которую он когда-то частенько мне повторял.

За горами, за лесами, за дощатыми мостами, где низины, и камни, и ядовитый туман, ползает, не видя солнца, чудесный зверь шаодай. Размером он меньше кошки, на спине носит панцирь вроде черепашьего, живёт тем, что поедает белый мох и прячется от гуйшэней, и не ведает сам, какой силой обладает. Но приходит срок, и малютка-шаодай засыпает на несколько лет — а просыпается крылатым драконом, властелином пяти стихий. Говорил ли я когда-нибудь «господину Белой Шляпе» о том, как меня смущает собственный рост? Откуда он мог знать, что однажды для меня наступит трёхлетний сон, после которого начнётся жизнь, совсем не похожая на прежнюю? И всё же, приходя в наш дом, он нет-нет, да говорил мне: «Помни, шаодай, крыло дракона закрывает солнце».

— Я уж думал, больше тебя не увижу. Раньше твой отец приглашал меня в гости, потом сам иногда проведывал, а нынче словно забыл. Уж не гневается ли за что?

На похоронах отца мне казалось, что о его смерти знает весь город. Возможно ли, что не знал Юань Мин? Впрочем, в его досье особо говорилось, что вот уже десять лет, как он не бывает на улице. Я почтительно поклонился и сказал, что отец три с лишним года как умер. Старик секунду выглядел потрясённым, затем сказал как будто самому себе:

— Да. Да… Так и произошло, — и добавил уже для меня: — Он сейчас, наверное, радуется, глядя на тебя. Ты стал очень на него похож, а судя по одеждам, успел себя проявить на гражданской службе. Но не путай успех с предназначением. В тебе остаются нераскрытые таланты.

Он жестом пригласил меня сесть. Конечно, было бы неуместно и подозрительно сейчас, вскоре после вылазки Лю Яньтая, заговаривать о прошлом и напоминать о Вэйминьском князе. Хватало и разговора на отвлечённую тему.

— Да есть ли те, кто раскрыл свои таланты полностью? — спросил я.

— Есть люди немногочисленных умений, и им, естественно, проще отточить их до совершенства.

— И всё-таки, — я непроизвольно вывел беседу в нужное мне русло, — кому, например, из художников, это удалось? Раскрылся ли великий Ло Вэйфань?

Господин Юань задумался.

— Мне трудно судить, — наконец произнёс он. — Возможно, если бы я жил во времена мастера Ло и был с ним знаком, ответ пришёл бы сам собою. Но сдаётся, что он был способен на большее. А вот, например, мой сосед Линь раскрылся, и блестяще! Не угодно ли посмотреть его работы?

Оставив недопитое вино, мы спустились к левому флигелю, на двери которого красовался вычурно стилизованный иероглиф «Линь». Юань Мин несколько раз окликнул соседа, но никто не ответил. Художник по своему обыкновению отправился бражничать с однофамильцами.

— Нестрашно, — сказал мой собеседник. — Давай просто пройдёмся.

И мы сделали круг по опоясывающим двор галереям. Всё это время «господин Белая Шляпа» хранил строгое молчание, а я, не решаясь задавать вопросы, поглядывал на него и не сразу обратил внимание на картины, развешанные по стенам галерей. Печати в углу указывали на авторство Отражённого Феникса, но я никак не мог отделаться от мысли, что всё это уже видел раньше — и у кого-то другого. Уроки истории искусств не прошли даром, и теперь я без труда угадывал фантастических птиц Ван Фу, парящих над водопадами Ло Вэйфаня, и конные процессии циньских полотен, выезжающие из яньских замков Хань Хао. Когда мы вернулись к двери с иероглифом, Юань Мин сказал, что я увидел достаточно, чтобы составить собственное мнение. Я набрался смелости и честно ответил, что мнение моё невысоко.

— Это потому, что ты искал талант, которого нет, и не оценивал того, который есть, — с тёплой улыбкой заметил господин Юань. — Ты, конечно, увидел, что в работах Линя отсутствуют собственные находки. Он копирует, но ты бы знал, как он копирует!

Линь Цзандэ обладал феноменальной памятью, уверенной рукой и превосходным чувством кисти. Беглого взгляда на чью-то картину — в цвете или монохроме — хватало ему, чтобы оставить в сознании её оттиск и разложить на мельчайшие линии, которые он впоследствии воспроизводил как бы механически — как музыкальный аппарат (я видел такой в бэйлунской коллекции Лю Эрфаня) воспроизводит мелодии, записанные на металлических пластинах. И как человеку, который извлекает звук из аппарата, не нужно его видеть или слышать — достаточно равномерно крутить ручку, — так мастеру Линю не требовалось смотреть на лист бумаги. Юань Мин не раз наблюдал, как он рисует в бельведере безлунной ночью без светильника и словно получает от этого особое удовольствие.