Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— …Сдохла тварь, отдала концы! Ай да мы!.. — подпрыгнув от избытка чувств и ухмыляясь до ушей, он повернулся к скандинавке: — Дай пять, Гулька!..

Та, лишь изогнутой бровью выразив отношение к такому сокращению, хладнокровно подняла ладонь, по которой молодой дружинник и хлопнул со всего размаха. Нандор с Амбрусом, обнявшись, тоже исполнили какой-то радостный боевой танец.

Переведя дух и потряся головой, чтобы избавиться от звона в ушах, я оперся на пулемет и ошарашенно пробормотал:

— Но до чего же шустрая скотина! Она же опаснее панцирного гада — если бы тот мог так быстро двигаться, сожрал бы нас с потрохами…

— И панцирь какой прочный! Я сперва даже не понял, пробивают его пули, аль нет, — пожаловался Герт.

— А это что? — Гейрскёгуль отошла в сторону, в темный угол за шестеренками, и поддала ногой какую-то непонятную массу. Та громыхнула, перекатившись с боку на бок, открыв зияющие проемы.

— Ого! Это же ее панцирь! Наверное, с прошлой линьки, сбросила, когда переросла старую броню. Смотрите, тут почти дюйм хитина! Неудивительно, что винтовочные пули еле пробивают.

— Надо стрелять, чтоб не рикошетило. Будем знать, — согласился гардариканец, и по-хозяйски прошелся между шестеренками, осматривая гирлянды зародышей. — Это здесь такая же гадость зреет?

— Большая часть — кормовые мокрицы, мы и раньше видели такие личинки. Посмотрите, нет ли более крупных коконов?

— Как же нет, вот он, голубчик! — присвистнул Герт. В самом деле, с потолка свисал отдельный стеклянистый шнур, поддерживающий единственный полупрозрачный пузырь размером с арбуз. Приставив к нему ствол винтовки, гардариканец выстрелил. Влажно хлюпнуло, пузырь дернулся и мертво закачался.

— Небось, панцирного гада тут высиживала. Ну, теперь не будет по лесу бегать и кидаться на кого ни попадя! Надо и все прочее отродье изничтожить. Может, в пропасть побросать? — он указал на выходившее на скальный обрыв узкое оконце. — Внизу только мокрое место и останется.

— Мокрицы без матки и панцирных клопов, наверное, передохнут сами, — заметил я. — Размножаться они, скорее всего, неспособны, запрограммированы только нагуливать жир, возвращаться и лезть в пасть к крупным чудовищам. Но зародыши лучше истребить, конечно. Только предлагаю срезать, вытащить наружу и сжечь на костре. Матку, кстати, тоже было бы правильно спалить, если вспомнить, какие у нее яичники… — заметил я, вспоминая объемистые вздутия в средней части туловища чудовища.

— Но ее, попробуй, вытащи отсюда! — возразил Герт.

— Можно потом танком, когда натянем гусеницы.

— Дело говоришь, — гардариканец повернулся к крестьянским парням и повелительно махнул рукой: — За работу, камрады. Срезайте эту гадость и кидайте вниз через дырку. А мы будем наружу таскать.

Мы спустились по пандусу, попинав для надежности тушу чудовища — она оставалась недвижной — и занялись делом. Прикасаться к гроздям склизких, шевелящихся эмбрионов было неприятно, но деваться было некуда. Правда, почти сразу вышла заминка. Гейрскёгуль запнулась обо что-то в куче хитиновой шелухи. Когда она разгребла мусор ботинком и выпрямилась, в ее руке белел крупный человеческий череп.

— Так це ж дядько Геллерд, — донесся сверху растерянный голос. — Дивись, Нандор, ей богу его башка — як котел!..

Поза и взгляд девушки в грубой одежде, с винтовкой через плечо, почему-то напомнила театральную сцену.

— Бедный Йорик… — мрачно пробормотал я себе под нос.

— Заберите с собой, не забудьте! — крикнул парням Герт, и снова с отвращением осмотрелся. — Неплохо они тут устроились. На первом этаже, значит, клоп поселился, над ним матка со своим отродьем, а на третьем…

Он вдруг замолчал. Грохот перестрелки давно утих, и теперь снова были слышны звуки старой мельницы: свист ветра и бряканье металла снаружи, поскрипывание старых деревянных балок. Сквозь них откуда-то сверху, едва различимо, донеслось что-то еще: частое и беспорядочное приглушенное хлопанье… где-то я такое уже слышал. А! На старой колокольне неподалеку от нашей эссекской усадьбы, где наверху, на балках над колоколами, среди столетнего слоя перьев и помета, в гнездах всегда можно было набрать птичьих яиц.

— Голуби, что ли?.. — начал я, но в этот момент мое внимание привлек новый звук — снаружи. Это был голос принцессы.

— …Есть кто-нибудь?! Вы внутри?..

Заторопившись к воротам, я помахал рукой Грегорике и Брунгильде, которые в выбежали из леса и нерешительности остановились на краю окружающей мельницу поляны. Девушки тяжело дышали, нервно сжимая в руках оружие. Видимо, они переволновались, услышав яростную перестрелку, и не усидели в танке, а бросились на подмогу. Хм, возможно это и не очень правильно с тактической точки зрения, но, зная характер принцессы, неспособной оставить людей на гибель, здесь нечему было удивляться.